В ночном саду

Седка, никем не замеченная, подкралась к большой лохани с морской водой и схватила нож с барной стойки. Она прыгнула на край лохани, точно дикая кошка, и схватила Грог за копну бутылочно-зелёных волос.

– Отведи нас туда, – прошипела она. – Отведи нас к монстру, или я перережу тебе горло.

– Седка! – ахнула Сигрида. – Что на тебя нашло? Если кто и должен угрожать морской корове, то это я.

– Сигрида, – взмолилась Седка, – ты же знаешь, что там! Ты рассказывала мне о Святой Сигриде и думаешь, я упущу шанс попасть в эту историю, сделаться её частью, просто пройду мимо? Разве ты не отдала Башне целых восемь лет, потому что женщина рассказала историю, которая тебе понравилась? Мне нужно лишь несколько дней в море! Ты знаешь, что песня о тебе… Но не может ли быть так, что она и обо мне? «Сиротка разыщет». Если тебе нужна сирота, вот я! Ты столько лет искала Эхинея и теперь позволишь этой жирной старухе остановить нас? Позволь мне пойти с тобой, помочь тебе найти её… И позволь прикончить эту зловонную рыбу, если она нам не поможет!

Седка прижала нож к слоям жира на шее Грог, и магира беспомощно взвизгнула.

– Фанатики! – завопила она. – Я вам говорю, в целом мире нет ничего опаснее фанатиков! Колышка! Дурья Башка! Разорвите её пополам ради вашей хозяйки!

Громилы рванулись к бледному ребёнку, размахивая кулаками, но Эйвинд остановил их взглядом.

– Троньте её – и я разобью вашей хозяйке физиономию бутылкой рома, – прорычал он.

Сигрида посмотрела на него с благодарностью.

– Хорошо! Я отвезу вас туда, сволочи вонючие. Раньше у тебя был приличный бар, Эйвинд, но глянь, во что он превратился! Лебезишь перед какой-то жирной дрянью и её отродьем!

Седка отпустила голову магиры и проворно спрыгнула с края лохани. Грог уставилась на неё и выплюнула сгусток зелёной слизи, угодив Седке в спину. Сигрида грустно улыбнулась и стёрла его.

– Спасибо, – сказала Седка, ощущая неловкость.

– Хозяйка, – тихонько проговорил кто-то тонким голосом. Дурья Башка подобрался к лохани и, перегнувшись через край, трогал магиру рукой, словно щенок лапой. – Не надо опять в море. Не надо лодки. Пожалуйста! Мой желудок…

– Не надо опять в море, – согласился Колышка. – Хватит с нас. Оно там, ждёт. Мы подождём вас здесь – мы вас любим, – но опять встречаться с чудищем не хотим.

Грог закатила глаза.

– И кто тогда понесёт мою лохань? Эта дрянная девчонка и кружки рома не поднимет!

Эйвинд откашлялся, сплюнул и нежно провёл тряпкой по барной стойке.

– Я пойду с тобой и понесу твою кастрюлю с супом, старая ты белуга.

– До чего это мило с твоей стороны, дорогой!

– Но я делаю это ради Сигриды. Не ради тебя, – проворчал он и из-под нависших век посмотрел на пожилую женщину.

– Отлично! Чтоб мне провалиться с вашей вонючей верностью. От фанатиков у меня изжога. Корабль Магги пришвартован в порту. Держи меня крепко – не хочу валяться на улице, как выпавший из ведра солнечник.

Сигрида, Седка и Эйвинд надели тёплую одежду и приготовились к отплытию. Колышке и Дурьей Башке предоставили заднюю комнату, чтобы они там спали, а остальных посетителей аккуратно выпроводили за дверь.

– Бочонок рома прихватите! – визгливо приказала зеленоволосая магира. – Он нам понадобится, помяните мои слова!

В Саду

– Если ты умная девочка, сейчас же уберёшься отсюда, – раздался голос кузнеца, вспоров ночь, как горячее железо вспарывает шёлк.

Девочка, привычная спасаться бегством, вскочила и метнулась прочь от тени кузнеца. Она даже не успела взглянуть на мальчика, лавируя между ногами лошадей и жестяными вёдрами, проворно выскочив из дверей конюшни одновременно с первыми лучами восхода.

Динарзад, хоть и обнаружила брата одного и спящего там, где ему полагалось быть, весь день держала его при себе – эта пытка была хуже всех, которые она успела на нём опробовать, потому что приходилось повторять любое её движение. Сначала пальцы мальчика покраснели и опухли от булавочных уколов, затем покрылись черными чернильными пятнами, а потом сделались синими от дорогих красок. Он ничего не мог делать как надо и горел от стыда под неодобрительными взглядами множества женщин. К вечеру, несмотря на сильное желание отправиться в сад, он был измотан, как олень, из последних сил спасавшийся от гончих. Динарзад настояла, чтобы брат лёг спать в её комнате, и он впервые не стал возражать: упал на кровать, разбитый и охваченный стыдом.

За полночь мальчик проснулся от того, что пара тёмных глаз смотрела на него из каменной арки, занавешенной фиолетовой газовой занавеской, тонкой, как секрет. Динарзад неподвижно лежала в своей кровати, укрытая белыми мехами, и мальчик не впервые подумал, что она красива, когда не говорит и не двигается. Дымчато-чёрные волосы раскинулись по постели точно река теней, и, как на поверхности реки, на её коже отражался лунный свет. Тонкие, изящные руки сжимали бронзовые ключи, которые открывали дверь в спальню, а её дыхание было тихим и мелодичным, как флейта.