В ночном саду

Ночь пришла в свой черёд. Сто и сорок четыре воина прилежно собрались в похожем на пещеру Зале голосов, где шепоты усиливались до криков, пронзающих до костей. Все они явились в лучшем боевом облачении, возможно предчувствуя, что это вечер исключительной важности. Зубы вепрей болтались на их мускулистых шеях и кожаных нагрудниках, у некоторых даже пронзали ноздри и уши. Каждый был в плаще из шкуры кабана, которую вываривали и дубили до тех пор, пока она не приобретала уродливый оттенок ошпаренной розовости. Они разрисовали лица жиром и дёгтем, пропитали волосы кровью и выстроились перед Индраджитом, стоявшим на помосте. Я сидел позади него и смотрел на их грубые лица безмятежно и благоволительно.

– Преданнейшие из преданных, любимейшие из наших рабов, – начал он, простирая руки отеческим жестом, – великий страх следовал за нами по пятам, как верная гончая. Лекарство от безумия, поразившего вас, найдено, и мы пришли сюда этим вечером, чтобы принять его.

Не знаю, что он хотел с ними сделать, и уже никогда не узнаю. Воины внезапно замерли, будто сквозь них прошла чёрная молния, их мышцы сковало судорогой, лица исказились от внезапного ужаса или экстаза. Как один, сто и сорок четыре человека разинули рты невероятным образом, шире, чем положено людям. Ужасная симфония прозвучала, когда их челюсти сломались и головы откинулись назад. Я смотрел, как сто и сорок четыре мужчины заговорили одним жутким голосом, доносившимся из глубин земли, вызывая шатание гор и раскатываясь эхом под сводами холла, точно выпущенная из лука стрела:

– ТОЛЬКО ЖИВЫХ МОЖНО ИСЦЕЛИТЬ. Я МЕРТВА. ПОГЛЯДИ НА МЕНЯ, СУПРУГ МОЙ. РАЗВЕ Я НЕ КРАСИВА? РАЗВЕ Я НЕ СИЛЬНА?

Сначала Индраджит ничего не понял и, побелев как баба, кубарем скатился с трона.

– Что это за черная магия, Волшебник? Что ты наделал?

– Это был не я, ваша милость, – сказал я, запинаясь, и помог ему встать.

Тем временем беспощадный голос снова вырвался из сломанных ртов:

– ГЛУПЫЙ МАЛЬЧИШКА НА ЖЕСТЯНОМ ТРОНЕ! Я ЕСТЬ ВСЁ СУЩЕЕ. С ЧЕГО ТЫ ВЗЯЛ, ЧТО МЕНЯ УНИЧТОЖИТ ОГОНЬ ИЛИ ЧТО Я СГИНУ В БРЮХАХ ЭТИХ МУЖЧИН? НО ВОТ ТЕБЯ УНИЧТОЖИТЬ НЕТРУДНО.

Внезапно тела воинов жутко затряслись, их кости застучали, точно барабаны. Из раздробленных челюстей вырвался необъяснимый свет, чёрный, бледный и зелёный, как если бы сам воздух загорелся. Великолепные волны дымчатого света сплелись в громадную колонну, и, едва осколок света покидал тело одного из Вараахасинд, это тело корчилось и умирало, превращаясь в зуб, из которого он произошел. Перестук зубов, падавших на мозаичный пол, складывался в мрачное эхо, и колонна росла.

Индраджит затрясся. Теперь ему всё стало понятно, и он беспомощно схватился за живот, зная, что внутри находится последняя часть его жены: сбежать от неё было невозможно. Змея из света нависла над Раджой, безглазая, но зрячая. Он распростёрся перед ней, безмозглый дурень, и молил о пощаде. Она заговорила опять, и на этот раз её голос, уже не исходивший из столь многих глоток, напоминал тихое шипение ветра и угасающего пламени:

– Будь ты не тем, кто ты есть, я дала бы тебе целый мир.

И свет поглотил его, прошел сквозь плоть, и от этого кровь превратились в порошок. А когда свет покинул тело, осталась лишь корона, безмолвно перекатывавшаяся на троне; все её желтые клыки были дочерна обожжены.

Сам свет будто помедлил, глядя на меня; его грозная пустота сосредоточилась на моём сердце, и я на миг испугался, что меня не пощадят, хоть я и не принимал участия в ужасном пиршестве. Я застыл перед этой полуженщиной, и её взгляд длился словно тысячу ночей.

Но вот в Зале голосов появился второй свет, и про меня забыли. Белые завитки просочились сквозь витражные окна, как золотые колонны. Новый свет был таким сильным, что я не мог на него смотреть. Он заполнил зал с ковром из сломанных зубов, точно имел вес воды, которую медленно наливают в стакан. А потом он исчез так же внезапно, как и появился. Из белого дыма перед змеёй возник мужчина в белом, с бледным копьём и развивающимися за спиной бесцветными волосами. Он с нежностью открыл алебастровый рот, и маленькая тайная вспышка света прошла между ними, ласковая как звёзды весной.

Когда он сомкнул бесцветные губы, змея исчезла. Серпентина стояла на её месте, хотя и не совсем целая. Она была жёсткой и прозрачной, будто вырезанной из стекла. Крупные ониксовые браслеты в форме беспокойных змей охватывали её руки от плеч до запястий. Кроме этих массивных украшений, на женщине ничего не было, а её волосы удерживал тонкий обруч в виде единственной змеи с многоцветной шкурой. И все эти цвета казались бледными, приглушенными, словно картина, на которую плеснули водой.

Не сказав мне ни слова, бледный незнакомец подхватил её застывшее тело и унёс прочь из Зала.

Сказка Ведьмы (продолжение)