В объятьях олигарха

К кирпичному дому подобрались задами, продравшись сквозь заросли крапивы. Вспугнули стайку голубей, давно разучившихся летать, жирных и неповоротливых. Митя успел двух прихватить палкой, свернул им хрупкие шейки и сунул за пояс — вот тебе и ужин. На завалинке возле дома на вечернем солнышке грелись коричневые змейки с черными головками. Даша охнула, ухватилась за Митино плечо.

— Ты чего? — не понял он.

— Боюсь. Вдруг кинутся.

— Не дури. Они не ядовитые. Но это хорошо, что они здесь.

Внутрь проникли через заднее оконце, которое Митя ловко выставил вместе с рамой, воспользовавшись своим топориком. Быстро обследовали оба этажа, подсобку, кухню, заглянули во все углы — никаких сюрпризов. Более того, никаких следов погрома. Правда, бедновато. На все пять комнат (две наверху и три внизу) несколько стульев, один деревянный лежак, застеленный серым шерстяным покрывалом, и два стола — один в большой комнате на первом этаже и второй на кухне, рядом с газовой плитой. Здесь же, у плиты, стояли два газовых баллона с туго закрученными вентилями. Повсюду, во всех помещениях, чистота, как после генеральной уборки. В большой комнате на стене единственное украшение — портрет пожилого печального мужчины с белой бородкой, вставленный в потемневшую от времени раму.

— Кто это? — шепотом спросила Даша.

— Икона. Никола–угодник, — ответил просвещенный Митя. — Не нравится мне все это.

— Ой, мне тоже, — согласилась Даша. — Давай сбежим отсюда.

Настораживала именно прибранность, ухоженность дома, даже полы издавали влажный запах недавно вымытых. Словно хозяева навели порядок и вышли ненадолго прогуляться. И еще — как во всех деревенских домах, пусть и кирпичных, здесь полагалось быть печи, что подтверждала и труба на крыше, высокая, с жестяным козырьком, но печи не было. Вдобавок входная дверь была заперта изнутри на массивный железный засов, что вообще не поддавалось осмыслению. Краем уха Митя что–то слышал о виртуальных ловушках, наподобие рыбных садков с лягушкой на дне, которые оккупанты расставляли тут и там на очищенных территориях для заманивания и поимки беглых преступников. Возможно, кирпичный дом — одна из таких ловушек. Тогда где–то тут должна быть замаскированная записывающая аппаратура. Возможно и другое — дом сам по себе является капканом, способным умерщвлять и аннигилировать угодивших в него рус- сиянчиков. Если так, то чего он ждет? Почему не расправился с ними сразу?

— Бежать поздно и нет смысла, — сказал он. — Если это западня, то мы уже в ней.

— Не хочу, — заныла «матрешка». — Митенька, не хочу умирать. Я только жить начала.

— Никто не спрашивает, чего ты хочешь, — отрезал Митя. Он бросил на кухонный стол голубей и велел заняться ими. Сам обследовал баллоны и подключил шланг к плите. Чиркнул спичкой — над горелкой взвился синий огонек. И никакого взрыва — напрасно Даша в ужасе присела на корточки и закрыла лицо ладонями.

В углу стоял железный бидон с водой. Митя понюхал, слил немного в пригоршню, пригубил. Гнилью не пахло, нормальная вода, но этому он уже не удивился. Кого–то здесь определенно ждали, необязательно их с Дашей.

За ужином все страхи отступили. Жирное, чуть горьковатое голубиное мясо, запеченное в собственном соку, нежные сладкие косточки, чай с солоноватыми сухариками — пир горой. На закуску по целой сигарете, показавшейся дурманнее вина. Даша смотрела на него влюбленными глазами.

— Митенька, хорошо–то как, правда? А говорят, нет счастья на свете. Да вот же оно.

Утолив голод, Митя начал испытывать все усиливающуюся тяжесть в паху, но мужественно боролся с собой. Нельзя показывать Даше свою слабость.

— Лихо ты управилась с голубями, — похвалил он. — Вас в «Харизме», что же, и готовить учили?

— Нет, Митенька. Нас учили только одному: возбуждать и удовлетворять клиента. В большой строгости держали. Клиент недоволен — первый раз прощали. Второй раз — на привалку. Что это такое, тебе лучше не знать.

— Догадываюсь, — буркнул Митя. — Ты стерилизованная?

— Конечно, как же иначе. У нас все девочки стерилизованные. Почему спросил?

— Нипочему, к слову пришлось.

На втором этаже, где стояла кровать, улеглись под шерстяное покрывало на поролоновый матрас. Некоторые свойства мутантов остались при них: в темноте оба видели так же хорошо, как днем. Митя лежал на спине, чувствуя непонятную вялость, душа его притихла. Даша ерзала, вздыхала. Не понимала, почему он медлит.

— Тебе помочь, Митенька? — заботливо прошептала.

— А ты хочешь?

— Я всегда хочу, я же измененная. От меня не зависит. У «матрешек» психика функциональная. Заводимся с пол- оборота.

— И тебе все равно, с кем?

Дикий выскочил вопросец, но Даша ответила без раздумий:

— Я себя за это презираю.

— Ага, йюнятно… — С тяжким ощущением, что с ним происходит что–то противоестественное, противоречащее здравому смыслу, Митя выпал из реальности, отключился.