В объятьях с тенью

Холодно. Лето.

II

Это лето дарит нам неземное небо,

резкие тени на мостовых,

меняет местами

чёрное с белым на зебре

под ногами, которые сами

знают, куда им идти по такой красоте площадей,

но мы не пускаем их:

бегите скорей, скорей,

только не к, а от,

и пусть будет счастлив тот,

кого от, и да будет днесь ему вдоволь хлеба,

и д'олги ушедших дней

да оставит ему восхитительное неземное Небо.

III

Интро. Дождливо. От ёлок – одни силуэты:

Грустные лапы – кляксами на вечернем небе.

Лето.

Такое, каким привыкли, в ч. б. и сепии.

И отнюдь не тоскливо, напротив, совсем свободно,

Словно бы капля могла не лететь книзу.

А куда угодно. Куда угодно.

Реприза.

В крещёном дождями воздухе пахнет травами.

На правах безвозвратно ушедших все эти годы

Будем считать правыми.

Аминь. Кода.

В объятьях с тенью

Под лунной пудрой – жестянки крыш -

Ломаный горизонт города.

Музыка эхом в прохладе ниш

Треплет гранитные бороды.

В объятьях с тенью встречать рассвет,

Накрепко заплетясь стеблями.

Солнце тронет – и тени нет.

А может, и вовсе не было.

Прогулка

Седым мотыльковым светом,

просеянным через сито,

мучнистое утро скрыло

отрез гранита.

Ещё не проснулись окна,

над портом застыли краны,

заводы не закурили.

Рано.

Сливаясь с прозрачной дымкой,

здесь Фёдор Михалыч бродит

и с первым лучом неспешно

в рассвет уходит.

Дорога открыта шагу,

а контурный город – взгляду.

Похожие на раскраску,

парят фасады.

И всё, что под взгляд ни ляжет,

продлится, когда я кану

дома, мундштуки заводов,

жирафы-краны.

Пора. У меня есть время.

Довольно бродить во мраке.

Уже золочёный зайчик

зажёг Исаакий.

Памятник

В матрёшке привычек, страхов, заколоченных окон