В объятиях наследницы

Луиза открылась ему навстречу, и он вошел в нее, благодарный за то, что не чувствует сдерживающего барьера. Она не была девственницей; факт, который волновал его лишь в том смысле, что добродетели ее мог бы лишить мужчина более достойный, нежели сэр Ричард Делакур. Луиза права – женщины заслуживают права удовлетворять потребности своего тела не меньше, чем мужчины. Он, может быть, не поддерживает движение суфражисток. Но почему доброй половине человечества отказано в физическом удовольствии, которое даровал людям Бог? В большинстве случаев жизнь слишком коротка и жестока – значит, ты просто обязан ловить моменты счастья, если уж подвернулась такая возможность.

Разумеется, нужно было остерегаться беременности, и Чарлз готовился благоразумно отступить, когда придет время. Но прежде он насладится каждым дюймом их телесного контакта, каждым вздохом, что слетит с губ Луизы. Он поднялся над ней, ощущая и силу, и правоту того, что собирался сделать. Они уже доставили друг другу немалое удовольствие, но сейчас наслаждение было взаимным.

На подобную силу ответа с ее стороны он и надеяться не мог. Они вместе шли тропой чувственного наслаждения, то разъединяясь, то сходясь вновь, пока он не вошел в нее, не желая больше ни дразнить, ни отступать. Теперь она вскрикнула всерьез, необузданно и жадно захватывая его в плен горячего средоточия своей женской плоти. Ее ногти царапали ему спину.

Он склонился к ней всем телом так, чтобы член касался ее клитора, его бедра принялись описывать круги, и с каждым движением он погружался в нее все глубже. Луиза лежала беспомощная, безмолвная, ее рот умолял о поцелуе. Чарлз внял ее мольбе, и его язык стал оружием победы. Она сдалась и содрогнулась, лежа под ним, опадая и поднимаясь бурными волнами. Ее оргазм был неуправляем, как и ее манера водить автомобиль – Луиза потеряла над собой всякий контроль.

Чарлз последовал бы ее примеру, но ему нужно было думать об осторожности. С крайней неохотой он извлек свой член и плотно прижал его к бедру Луизы, пролив семя на гладкую белую кожу. Большего и желать было нельзя, но с его губ все равно слетел разочарованный стон. Ему было отказано в последнем удовлетворении. Его не приняли всего, без остатка. Не дали заклеймить печатью изнутри и снаружи – она моя! Нечто примитивное расцветало в нем, и он куснул кожу чуть повыше ключицы, посасывая, зажимая меж зубов, и Луиза тихо вскрикнула.

Он причинил ей боль. Луиза лежала под ним, едва дыша и дрожа всем телом. Темные глаза расширились и, наконец, увидели Чарлза таким, как он есть.

А он – животное, которое воспользовалось преимуществом своей силы. Ведь он мог бы переломить Луизу Стрэттон пополам, схватить за узенькую талию и сжать, выдавливая по капле ее безрассудную, трепещущую жизнь.

Как уже сделал однажды.

Он закрыл глаза, не в силах видеть ее осуждающую красоту, и отвернулся, предоставив ей самой приводить себя в порядок – обтереть живот, например. Он не мог дотронуться до нее снова.

– В чем дело, Чарлз? – Ее тихий голос! Как бальзам. Ни за что не подумаешь, что она только что вопила под ним, как дикая кошка.

– Это… это неправильно. Все неправильно. Просто… Я… я вас оскорбил. Я уеду сегодня же утром.

С неестественным спокойствием Луиза натянула простыню.

– Вы отвергаете мою дружбу?

Он скривился:

– Дружбу? Значит, так называют это глупые светские девицы? Прошу прощения, мисс Стрэттон, но я называю это – совокупляться. Теперь мы утолили зуд. Продолжать нет смысла. Незачем повторять ошибку. – У него разболелась голова. Луиза казалась такой невинной среди смятых простыней и подушек! Такой свежей! Живой укор его мрачной совести.

– Прекратите болтать чепуху! Скажите, что не так?

А что так? Хотя, по крайней мере, Луиза осталась жива.

– Ничего особенного. И ничего хорошего. Полагаю, я должен поблагодарить вас за эту ночь – никак не думал, что смогу еще раз переспать с женщиной.

– Почему? Вы ведь не испытываете влечения к представителям собственного пола, нет?

– Иисусе. – Чарлз невольно рассмеялся. – Этого греха за мной не водится.

– А в чем же ваш грех?

Прямо как терьер, преследующий крысу! Чарлз решил, что как раз годится на роль крысы. Итак, Луиза желает побольше узнать о человеке, которого наняла для того, чтобы он ее совратил? Ей совсем не понравится то, что она услышит.

Чарлз никогда не говорил о том, что тогда случилось, ни с товарищами, ни с врачом, ни с родными. Однако все было записано в его дневниках, которые теперь лежали под стопкой нового нижнего белья в верхнем ящике комода. Может, стоит их принести, и Луиза прочтет главу-другую? И Чарлз увидит, как ее очарование сменится отвращением, а затем и ужасом. Она поймет, почему он должен уехать. Почему Максимилиан Норвич и тем более Чарлз Купер должны умереть.

Он скажет ей, а потом уйдет. Луиза сама вытолкнет его за дверь.

– Была одна женщина. Точнее, девушка. В концентрационном лагере, где я был помощником. Вы слышали о комиссии Фосетта?

Луиза кивнула. Лицо ее было серьезно.