Это звучало ещё убедительней, когда Джей до красна раздул тлеющий табак и встав вплотную, едва не коснулся моего носа янтарно-пламенным кончиком с резкой ноткой гари и жжёной мяты.
— Высунь язык…
Было страшно, очень хотелось есть, а под ложечкой сосало до жгучей боли, но, обнимая себя за плечи, я, уже из интереса, таки приоткрыла рот и, зажмурившись, показала нависавшему надо мной, козлу, столь желанный им, язык, но…
— Я точно сошёл с ума…
Мятное, полное облегчения и злости, придыхание парня коснулось ресниц, разделив мир на тысячи осколков, когда Джей грубо ухватил мой язык губами, увлекая в страстный, полный гнева на собственную слабость, но сладкий и отнюдь не детский поцелуй.
Поцелуй того, кто проиграл мне перестрелку душ…
Возбуждение вырывалось из груди с болезненным стоном, вспыхивая как трут над сухой соломой силы воли и растекаясь по коже до кончиков ногтей, а капли стылого дождя радостно липли к нам, словно притянутые магией и жаром его губ.
— Запомни это наказание, собачонка…
Болезненно пульсирующий, как бьющееся сердце нового вулкана, раскалённый узелок у пупка готов был разорваться, стоило Джейсону пройтись языком по краю губ и, словно дразнясь и доводя до исступления, отстраниться на бесконечный миг, вынуждая жаждать и тянуться до его ускользающего дыхания, но…
— И больше не заставляй меня тебя наказывать…
Вороватая скотина прислонила палец к моим губам и не считаясь с нахлынувшей волной желания, ставшей потребностью, без которой уже невозможно дышать, отстранил моё раскрасневшееся лицо, готовое за облом откусить ему нос или закопать под ближайшей корягой.
— Давно я не видел Айрис в слезах.
Однако, Джейсон смотрел уже не на меня, будто и не он вовсе устраивал только что прелюдии к запрещённому кино.
— Иногда, чтобы чувства воскресли из пепла, они должны сгореть дотла…
Положив раскрытые ладони вожаку на грудь, я что было силы приложилась коленом мальчишке куда-то вверх, не особо утруждая себя меткостью и не сдерживая силу.
— Видимо, милый, взгляд у тебя от того и пламенный, что частенько пускали искры.
Вожак тихо охнул и слегка согнулся, опершись на моё плечо с кривой ухмылкой, но я лишь похлопала его спине и, хлестанув волосами по лицу, пошла к лошади с гордо вздёрнутой головой.
— Подсаживать даму не собираешься?
Удивительно стойко перенеся удар, милый в отместку шлёпнул меня по заднице, от чего, непроизвольно взвизгнув, я сама вскочила верхом и, вскоре, мы уже выехали на знакомый прогулочный тракт.
— Почему ты мне соврал?
Спросила я, пытаясь не сваляться с коня, когда от голода стало темнеть в глазах.
— О любви к оружию…
Наверное, то был самый глупый вопрос из всех. Раскрытие многих моих карт, но, к моему удивлению, Джей лишь ласково погладил меня по запястью у него на животе.
— Тебе, когда ни будь, приходила мысль: «а вдруг мир не крутится вокруг меня? Вдруг, я просто малолетний мудак и пора бы измениться»?
Милый заговорил неожиданно и едва слышно, но, прижимаясь к его груди, мягко щекотавшей ухо отчётливым и низким голосом, я будто не слышала, а чувствовала каждое слово.
Будто у нас была особенная связь… только наша и более ничья.
— Полагаю, кем бы ты ни был, а такое бывает у всех, однако адекватные люди отмахиваются от бредней и ложатся спать, но…
Наконец найдя силы и вытянув из кармашка маленький, припрятанный на крайний случай, ломоть обгоревшей шоколадки, я, скрепя сердце, всё же, разделила его пополам и, не смотря на горчинку от поплывшей корочки и копоти, забросила свой кусочек за щеку, а второй аккуратно вложила вожаку в губы и протолкнула пальчиком в рот.
— Вот в такой, признаться, крайне редкий, меланхоличный вечер, я не смог уснуть и решил прогуляться, однако не ожидал, что именно в этот приступ глупости в мою жизнь ворвётся принцесса и насадит на перо.
Джей нарочно эротично слизнул шоколадную капельку с губ и чуточку скорбно улыбнулся, словно жалея о потерянной броне из бахвальства и мальчишеской бравады.
— Так что я никогда тебе не врал столько, сколько сам себе. Правда хотел влюбить и извести, но, когда тебя похитили, не смог представить мир, где тебя не станет… и уж точно не так скоро.
Медленно растекавшийся по горлу шоколад, пощипывал нёбо и даже подпекал всё ещё чувствительный язык, не отошедший от наказания, но деревья проплывали мимо, словно в полусне, а голос убаюкивал не хуже физики.
— И после всего этого, можешь ли ты представить моё удивление, когда, вечно сам себе на уме, Том, приходит ко мне посреди ночи и просит тебя проведать?
Усталость навалилась одним огромным снежным комом, словно мне на голову одели самый крупный, нарочно скатанный с камнями, нижний шарик снеговика, но родное сердцу имя заставило встрепенуться и, словно делая жим штанги, приподнять слипающиеся веки.
— Признаюсь, я был настолько зол, что не смог отказать. Настолько хотелось посмотреть, что же заставило этого надменного козла так унижаться.