— Дорогая, нам нужно поговорить! — попросил он, стараясь смягчить голос, что в этих обстоятельствах было нелегко. Ему хотелось услышать все из ее уст, каким бы страшным ни оказался рассказ, и он готов был потратить на это всю ночь. — Прочитав твое послание, я понял — что-то не так, потому что не посылал тебе никакой записки. То письмо, полученное тобой, я не писал. И знаю только одного человека, способного подделать мой почерк, но не представляю, зачем ему это понадобилось.
— Он сказал, что это просто шутка, — пробормотала девушка после продолжительного молчания.
— Кто «он»? — Тристан сжимал Имоджен в своих объятиях, но чувство было такое, словно их разделяет несколько миль. — Это был Норгрейв?
Имоджен отвела глаза.
— Правда, что ты попросил его приехать сюда? Он сказал, что выполняет твою просьбу. Что ты… ты послал его сказать, будто между нами все кончено.
Руки мужчины, обнимающие Имоджен, судорожно напряглись. Между ними все кончено? Как могла она поверить в это вранье, если он не может думать ни о чем и ни о ком, кроме нее, когда они не вместе?
— Норгрейв солгал, Имоджен. Я втянул тебя в эту интригу и будь я проклят, коль у меня не хватило бы смелости сказать тебе в лицо, что я хочу покончить с этим.
Она нахмурилась, не понимая, что его так злит. Неужели его задело, что она могла так дурно думать о нем?
— Он говорил столько всего… И я подумала… Поверила… — Имоджен вдруг побледнела как полотно. Из ее бормотания ничего невозможно было понять.
— Во что ты поверила, Имоджен?
— Я позволила ему все разрушить! — проговорила она, обращаясь скорее к самой себе. Лицо девушки сморщилось, и она зажала рот кулачком. — Я не сказала ему, что отправила тебе записку. Я думала, если все, что он говорит, правда, то это уже не имеет значения. Поэтому ты приехал? Ты тоже поверил в его вранье?
Тристан пока еще не составил отчетливого представления о том, что произошло до его приезда, но боль и смущение в ее голосе разбивали ему сердце. Он встал, поднимая на ноги и ее тоже.
— Имоджен, любовь моя, я не виделся сегодня с Норгрейвом. Где мы могли встретиться? Я на несколько дней уезжал из города, теперь ты вспомнила? Тебя нужно уложить в постель и…
Она едва не задушила его — с такой силой ее пальцы впились ему в горло.
— Нет! Я не могу! Пожалуйста, не надо!
Тристан задумчиво окинул взглядом кровать, а потом и комнату. Сначала он подумал, что в дом проникли воры, и это они перевернули все вверх дном в поисках ценностей. Но теперь, представляя своего друга здесь вместе с Имоджен, он понял, что имело место столкновение иного рода, куда более интимное и ужасное. Внимательный взгляд его задержался на покрывале, которое явно было сдернуто в спешке. Простыня была запятнана кровью. Имелись и другие пятна, происхождение которых не было столь очевидно.
В изголовье валялись окровавленные перчатки Имоджен.
На этот раз Норгрейв зашел слишком далеко.
— Теперь ты покойник! — тихо промолвил герцог.
Бешенство нарастало в душе с такой быстротой, что грозило пожрать его целиком.
Имоджен прижалась лицом к его плечу, пытаясь спрятаться от него и чтобы не видеть произведенного Норгрейвом разгрома.
Не спрашивая у девушки позволения, Тристан на руках вынес ее из комнаты. Ему не нужна была лампа, он и так мог добраться до спальни, где они с Имоджен в последнее время часто уединялись, хотя сейчас герцог меньше всего думал о том, чтобы заняться с ней любовью. Он понял наконец, что она пыталась сказать ему: Норгрейв сделал с ней нечто такое, от чего она никогда не оправится.
Жестокий, бессердечный ублюдок!
Герцог осторожно уложил ее на кровать, но стоило ему отойти, с тем чтобы зажечь свечу, как Имоджен повисла у него на руке.
— Не бросай меня! — попросила она.
Тристан с трудом проглотил комок в горле.
— Любовь моя, я и не думал уходить. Просто хочу найти плащ, чтобы ты могла прикрыться, и потом мы уедем. Тебя следует показать доктору. И я должен знать…. — Он кашлянул, давая себе время собраться с силами. — С тобой обошлись жестоко, и мне нужно знать, не угрожает ли это твоей жизни.
От волнения у Тристана перехватило дыхание, и он присел на край кровати. Имоджен забралась к нему на колени, что принесло ему облегчение — возможность обнимать ее снова, пока он пытался справиться с буквально душившими его тревогой и возмущением.
— Не знаю, стоит ли… — Она говорила очень тихо, поэтому Тристану пришлось наклониться, чтобы расслышать ее слова. — Все ведь узнáют, что произошло? Мой отец… Будет скандал. И Верити… Разве справедливо, что это падет и на ее голову?
Тристан слушал, стараясь осознать смысл ее слов. Скорее всего, Норгрейв уверен, что Имоджен никому не расскажет о случившемся. Но как может он рассчитывать на это? Неужели считает, будто Тристан промолчит, узнав правду?