В объятиях принцессы

– Опять ты. – Сомертон закрыл глаза и стиснул зубы. – Где моя жена, черт возьми?

– Она спит, и я не стану ее будить. Луиза прилегла впервые за последние сорок восемь часов.

– Когда я ее увижу?

– Если епископ добьется своего, не раньше чем через месяц.

Это заявление дало Сомертону силы поднять голову. Герцог насмешливо взирал на него сверху вниз – проклятый старик! – сидя на стуле, придвинутом к чрезмерно мягкой кровати, на которой он лежал.

– Епископ? При чем тут епископ?

– Потому что Хольштайнский епископ – это тот парень, на долю которого теперь выпала незавидная участь заботиться о твоей черной душе.

– Пошел к дьяволу!

– Так вот, он справедливо подозревает, что если ты увидишь нашего чистого ангела – Луизу, то очень скоро затащишь ее в постель, независимо от тяжести твоих ран.

Тот, кто делал ему перевязку, отодрал последний бинт, и Сомертон громко заскрипел зубами.

– А почему я не должен укладывать в постель свою законную жену? Я едва не погиб ради нее! Меня бросили в темницу, пытали, преследовали, жгли, но это не самое страшное. Я уже несколько недель не прикасался к телу моей жены. Несколько недель, ты можешь себе это представить? Когда я, наконец, до нее доберусь, она ходить не сможет! И, насколько я знаю своего Маркема, я тоже.

Над головой страдальца кто-то тихо ахнул.

На физиономии Олимпии расплылась улыбка:

– Мой дорогой грешный друг! Я не могу не приветствовать твой брачный энтузиазм, но…

– Но что? Что?

Герцог придвинулся к нему ближе:

– Но, судя по всему, народ Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа не хочет лишиться королевской свадьбы.

Эпилог

Хольштайнский замок

Декабрь 1892 года

Было три часа утра. За окнами падал пушистый снег. Герцога Олимпию разбудил камердинер и сообщил, что внизу его ожидает молодая леди.

– Молодая леди, говоришь? – Герцог отбросил одеяло и стянул с седеющей головы ночной колпак. – В такое время? Видит бог, лучше бы она не проявляла такую назойливость.

В коридоре он был вынужден прищуриться – замок был ярко освещен. Громкий выстрел пушки на крыше заставил Олимпию подпрыгнуть.

– Проклятие! – воскликнул он. – Я надеюсь, она хотя бы хорошенькая.

– Да, сэр, – сказал лакей, семеня за герцогом, шагавшим по коридору, и поправляя его халат.

– Не люблю женщин, которые появляются среди ночи и требуют к себе внимания. Это очень грубо. Я так думаю. Даже вульгарно. – Он повернул за угол и вышел на галерею второго этажа.

– Да, сэр. Очень грубо.

– Мне нравятся пухленькие улыбающиеся симпатичные дамочки, которые приезжают вечером после ужина, когда все сыты, довольны и готовы цивилизованно развлечься перед сном.

Герцог прошагал по галерее, даже не взглянув ни на висящие на стене портреты, ни на шестифутового рыцаря в древних доспехах, уже несколько веков охраняющего вход в восточное крыло замка. Когда-то эти доспехи носил рыцарь, сражавшийся с сарацинами при Антиохии. Тапки герцога громко шлепали по мраморному полу. Шлепки прекратились, только когда он добрался до коридора, устланного мягким ковром.

– Это, конечно, удобнее, – сказал камердинер, главной обязанностью которого было соглашаться со всеми утверждениями герцога.

– А еще больше мне нравятся симпатичные юноши. Меньше проблем, меньше расходов, да и здоровее.

– Да, сэр. Должен ли я приготовить для вас пунш?

Олимпия резко остановился перед закрытыми дверями в гостиную и задумчиво поскреб подбородок. Из-за двери раздался смех, за ним последовал вопль младенца.

– Нет, – сказал он. – Думаю, лучше подойдет двойная доза чистого шотландского виски.

Камердинер распахнул двери перед герцогом.

Тот вошел и сразу окунулся в атмосферу беспрецедентного хаоса. В одном конце комнаты Гатерфилд играл в карты с восьмилетним лордом Килдрейком, который держал во рту незажженную сигару и, судя по довольной физиономии, выигрывал. Рядом на софе расположилась леди Роналд Пенхэллоу и оживленно беседовала с леди Мэри Рассел, темноволосой и темноглазой дочерью светловолосого герцога Эшланда, который стоял рядом, словно Адонис в маске, облокотившись о каминную полку. В одной руке он держал стакан с шерри, другой обнимал жену за талию. Причем эта самая талия явно раздалась, да и животик уже появился.

Надо же, Эмили опять беременна. Неужели ей не хватает здравого смысла найти мужу любовницу?

Взрыв смеха заставил Олимпию повернуть голову в другую сторону. Там принцесса Стефани показывала наследнику Эшланда – лорду Сильверстону фигуры баварских народных танцев, а лорд Роналд Пенхэллоу стоял с двумя изящными серебряными подсвечниками рядом с бесценным стулом эпохи Людовика XIV. На стуле восседал его королевское высочество принц-консорт Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа, совершенно пьяный и очень довольный собой. На полу в открытом футляре лежала виолончель, а в руке принц сжимал смычок.

Олимпия подошел к нему и похлопал по плечу:

– Ну что, племянничек, тебя выгнали из спальни?

Сомертон кивнул:

– Я ведь только хотел помочь.

– Все кончилось?

Граф счастливо улыбнулся:

– Да. Чудесная девочка. Рыжая, как мама. Все хорошо. Они сейчас отдыхают.