При словах «не виновата» Сомертон вынул руку из кармана и изо всех сил грохнул кулаком по столешнице из благородного красного дерева – листок все еще был зажат в кулаке.
– Неправда!
– Могу поспорить на что угодно.
– И проиграете.
Маркем аккуратно положил ручку. За окном уже сгустилась ночь, и тяжелые зеленые шторы давно были раздвинуты. В камине весело потрескивали угли, но в комнате было прохладно, и Маркем никак не мог согреться – кончик его носа оставался красным. Но глаза были, как всегда, большими, теплыми и лучились состраданием.
– Сэр, ваша ревность является совершенно необоснованной.
– Она имеет под собой вполне весомые основания.
– Она только уничтожит остатки счастья – ее и вашего. Почему бы вам просто не поговорить с ней? Достаточно обычного любящего жеста…
Кулак снова с грохотом опустился на столешницу.
– Вы забываетесь, Маркем!
– Только потому, что мне больно видеть вас несчастным.
В комнате стало тихо и пусто. Не осталось даже воздуха, чтобы дышать. Графу хотелось сорвать галстук и вышвырнуть его в окно, возможно, даже выброситься туда самому – ведь там есть воздух, которым можно наполнить легкие. Неужели ему не дадут хотя бы немного воздуха?
Он вскочил и вцепился руками в край стола. Удивленный Куинси с визгом отпрыгнул в сторону. Сомертон открыл рот и, к немалому облегчению, почувствовал, что снова может дышать.
– Мы уклонились от темы, мистер Маркем. Вот что получается, когда подчиненным даешь свободу.
– Но я не могу безучастно смотреть, как вы…
– Можете, мистер Маркем. Ваша обязанность – и я вам за это хорошо плачу – выполнять мои приказы, не обсуждая их. Сейчас я вам приказываю обыскать комнату моей жены. Вы должны найти доказательства ее преступной связи с лордом Роналдом Пенхэллоу, братом герцога Уоллингфорда, внуком герцога Олимпии, дьявол их всех побери. А ваше мнение по этому поводу держите при себе. Вам ясно?
Маркем тоже встал и устремил на своего работодателя взгляд, полный открытого вызова.
– Сэр, я не могу согласиться на такое откровенное нарушение…
– Тогда я вас уволю, Маркем. Немедленно. Выброшу на улицу без выходного пособия и рекомендаций. – Его голос был внушительным, но тихим. Он больше не кричал. Самоконтроль – непременное качество успешного лидера.
– Сэр… – Маркем выглядел потрясенным.
– Надеюсь, в доме вашей старой тетушки в Баттерси найдется свободная комната? – Нельзя не отметить, что это был удачный ход.
При упоминании о тетушке Маркем нахмурился. Он казался очень одиноким, уязвимым, беззащитным. Узкие плечи немного ссутулились, а пальцы так сильно вжались в стол, что их кончики побелели.
Все эти детали Сомертон отметил с небывалой гордостью. Похоже, до мальчишки, наконец, дошло, кто тут главный.
– Итак, мистер Маркем, выбор за вами. Потом не говорите, что я вас принудил.
На лице Маркема никогда не было деревенского румянца, но теперь он казался бледным как бумага.
– Я сделаю это, сэр, но лишь для того, чтобы очистить имя ее светлости от подозрений, – тихо сказал он. – Я докажу, что вы ошибаетесь. Но вы должны обещать, что если я ничего не найду, вопрос будет закрыт навсегда.
Сомертон обошел стол и приблизился к юноше. Тот стоял гордо выпрямившись, расправив худые плечи, – подбородок вздернут, руки за спиной. Граф не мог не восхититься его благородной, можно сказать, величественной осанкой. Слегка расслабившись, он присел на край стола.
– Мой дорогой мистер Маркем, о большем я вас не прошу.
Луиза дождалась половины десятого, когда дверь закрылась за отправившимися на прогулку леди Сомертон и ее сыном.
Она помедлила на лестничной площадке и выглянула в окно – надо было убедиться, что они действительно ушли. Они являли собой удивительно трогательную картину – мать и дитя, бредущие, взявшись за руки, по пустому саду. Няня лорда Килдрейка шла немного позади, словно нежеланная компаньонка. Собственно говоря, ее положение на самом деле было таким. Бедная женщина почти все время проводила в одиночестве в своей комнате – читала романы и по вечерам пила джин. (Последнюю информацию ей сообщила горничная Тесс, с которой Луиза успела подружиться.)
Наконец три фигуры вышли за черные кованые ворота и вскоре скрылись из виду. Только тогда Луиза повернулась к выкрашенной белой краской двери детской.
Маленький ключик оттягивал карман. Луиза чувствовала себя преступницей, когда просила миссис Плам снять его с большой связки. Ей необходимо выполнить важное поручение его милости, сказала она, избегая презрительного взгляда экономки, неприкрытой враждебности на ее физиономии. С нарочитой медлительностью женщина сняла с крючка связку, перебрала ключи, выбрала нужный и протянула ей. «Большое спасибо», – сказала Луиза, но вместо того чтобы ответить с обычной приветливостью, миссис Плам буркнула, что ключ необходимо как можно быстрее вернуть, и удалилась.
Что ж, экономку нельзя винить. Все домочадцы обожали леди Сомертон. Даже чопорный дворецкий относился к ней с неприкрытой симпатией, хотя понимал, что тем самым подвергает сомнению свою преданность хозяину.
Луиза вздохнула, достала из кармана ключ и открыла дверь.