В объятиях самки богомола

Она посмотрела на него сначала удивленно, потом взгляд ее затуманился привычной снисходительностью пополам с насмешливостью. Он снова спросил, настаивая:

— У тебя кто-то есть, да?

— Ой, ну что тебе за охота пришла ревностью заниматься на ночь глядя. Я так устала, Дим, честное слово! Такой день был трудный…

— Да, трудный. И потому ты с обеда куда-то укатила. Вместе с Маратом. Я видел.

— Ну, видел, и что? Это совсем ничего не значит…

— Марат — твой любовник? И давно это у вас? Можешь не говорить ничего в оправдание, потому что я знаю, что это правда!

Марта долго смотрела на него, молчала. Не было в ее взгляде больше ни насмешливости, ни снисходительности. Наоборот, появилась едва ощутимая нотка усталого раздражения — вот привязался, мол… Потом произнесла тихо:

— Ну зачем вообще было этот разговор заводить, а, Дим? Тем более ты все знаешь. Или ты хочешь, чтобы я на колени перед тобой упала и пеплом голову посыпала? Ну зачем, скажи…

— Затем, что так нельзя. Или ты думаешь, что это будет продолжаться до бесконечности? Нет, зря ты так думаешь. Я тоже живой человек, и у меня тоже есть чувство собственного достоинства.

— Хм… Собственное достоинство, говоришь? А где оно у тебя, а? В каком таком месте? Ну же, покажи мне его, милый! Что же ты не вспоминал о нем, когда тебя на хорошую работу устраивали? Не вспоминал, когда в эту квартиру переезжал? Или, может, ты вспоминаешь о нем, когда подходишь к холодильнику, набитому вкусной едой и немецким пивом? Ведь не вспоминаешь, правда? И правильно, и не надо! Живи себе в свое удовольствие, пользуйся дарами судьбы. Чего тебе еще не хватает, милый? Смотри-ка, о собственном достоинстве он заговорил…

— Нет, погоди, я не понял! Ты что мне сейчас предлагаешь? Закрыть на все глаза и пользоваться дарами судьбы?

— Да. А разве этого мало? Милый, разве ты думаешь, что другой на твоем месте этим бы не пользовался?

— Не называй меня милым, ради бога! Слышать этого не могу!

— Хорошо, не буду. Но ведь ничего от этого не изменится, правда? Все будет по-прежнему. У каждого в этой жизни своя функция, Дим…

— Да? И какую же функцию ты мне определила? Быть мужем-прикрытием?

— Ну, не надо так грубо. И если даже и так, ведь действительно многие хотели бы оказаться на твоем месте. Оно ведь очень комфортное, если смотреть на жизнь именно через комфорт…

— Может быть. Но я так не умею, Марта.

— А ты не льсти себе, Дим. Умеешь, еще как умеешь. Загляни в себя и увидишь.

— Нет. Нет, это неправда!

— Ну не торопись с выводами…

— Да ты… Ты вообще… Не много ли на себя берешь, а? Тоже мне, Клеопатра нашлась!

— О-о-о, спасибо за комплимент! Не ожидала, не ожидала…

— Да нет, никакая ты не Клеопатра, о чем я! Ты обыкновенное чудовище, вот ты кто! Безжалостное и циничное чудовище. И ты меня просто использовала! Я теперь понял… Ты специально расстроила мою свадьбу с Олей, ты просто использовала меня… Я понял, понял…

— Ой, какое открытие, надо же! Не прошло и двух лет, как ты понял! А раньше что, не понимал?

— Нет, раньше не понимал… Я думал, что ты… Что ты со мной искренна…

— Да не ври! Все ты понимал прекрасно! Ты понимал, что со мной тебе комфортнее будет! Что у меня есть квартира, а у Оли нет! Что жить изо дня в день рядом с тещей — тоже не праздник. И потому, когда я тебя пальчиком поманила, ты и пришел! И Оля тебе не нужна стала! Так кто из нас чудовище после этого, а? Кто кого использовал?

— Ты… Ты чудовище… Я только сейчас понял, какое ты чудовище…

Марта вдруг почувствовала, как сильно устала от этого разговора. Помолчав немного, произнесла тихо и насмешливо:

— Нет, никакое я не чудовище, Димка. Я обыкновенная самка богомола, только и всего. Да, самка богомола… Если это обстоятельство тебя утешит, конечно. Если хочешь, то так и будем считать — я использовала тебя в своих коварных целях, а теперь еще и твою голову откушу и съем! Где твоя голова, Димка? Съем и не подавлюсь. Ам-ам! Бойся меня, Димка, бойся!

Она засмеялась, потом зевнула устало. И произнесла тихим будничным голосом, будто никакого разговора и не было:

— Пойдем спать, а? Поздно уже, завтра вставать рано.

Димка сидел, будто не слышал. Она повернулась, ушла в спальню. Легла в постель, прислушалась. Тишина была такой, что звенело в ушах.

В спальню Димка так и не пришел, лег на диване в гостиной. И утром к завтраку не вышел, лежал, отвернувшись лицом к стене.

— Эй, — заглянула к нему Марта, уже одетая к выходу, — ты на работу вообще сегодня собираешься? Или дома остаешься? Если дома, то я скажу, что ты заболел…

Не дождавшись ответа, ушла. Весь день была как на иголках. Да, Димку было жалко, конечно. Наверное, зря она с ним так… А с другой стороны — сам виноват. Сам подставился. И надо бы с ним помириться, какие-то слова хорошие для примирения найти… Чего ее вчера понесло с дурацкими обвинениями? Ведь можно было как-то по-другому, не так резко. Бедный, бедный Димка.

По дорогое домой заехала в магазин, купила шампанского и торт. Да, вот так и надо зайти в дверь — с улыбкой, с виноватыми глазами, с шампанским и тортом в руках, как символами предстоящего примирения.