В объятиях Шамбалы

Я остановился и оглянулся, чтобы ещё раз взглянуть на Зеркало Царя Смерти Ямы, взглянуть… с любовью. Но оно уже скрылось за склоном, а возвращаться не было сил. У меня опять заболел желудок, заболел резко и сильно. Я скучал… по Зеркалу Смерти… я хотел ещё большей чистоты, ещё большей… ещё и ещё большей…

— Шеф, посмотри, как скала стоит! — как в тумане услышал я голос Равиля.

— Кто стоит? — прохрипел я.

— Селиверстов стоит. Нас поджидает. Беспокоится. На скалу похож. Большой.

— А-а-а…

— Отсюда видно, что живота у него не стало.

— А-а-а…

— Понимает, что в Долине Смерти были.

— Кто… понимает?

— Селиверстов.

— А-а-а…

— Смотри, дергается. Сильно, значит, беспокоится.

— А-а-а…

— Рукой машет.

— Да.

— Нам навстречу пошёл.

— Да.

— Опять дергается.

— Да.

— Ходит что-то, то вправо, то влево.

— Да.

— И что он ходит-то?

— Не знаю.

— Чует что-то?

— Может быть.

— А что чует-то?

— Не знаю.

— Смотри-ка, присел.

— Вижу.

— А чо он, присел-то?

— Не знаю.

— Может быть?

— Может.

— Сидит, ведь, а?!

— Сидит.

— Нашёл время.

— Бывает.

— Вроде бы нет.

— Вроде бы.

— Смотри-ка, прилег.

— Да.

— А что он, прилег-то?

— Не знаю.

— Отдыхает, что ли?

— Может быть.

— Нашел время отдыхать!

— Да уж.

— Думает, что мы призраки, что ли?

— Может быть.

— Крикнуть бы, но сил нет.

— Да уж.

— Призраки ведь не кричат, понять должен!

— Должен.

— Но сил нет.

— Да уж.

— Смотри-ка, встал.

— Да.

— Стоит, как столб.

— Да.

— Волнуется, наверно.

— Да.

— За нас волнуется… не превратились ли мы в призраков.

— Да.

— Опасности от нас, что ли, ждет?

— Может быть.

— Смотри-ка, за ремень взялся.

— Вижу.

— Что он хочет-то?

— Не знаю.

— Нет, отпустил ремень.

— Да.

— В карман полез.

— Да.

— Роется что-то.

— Да.

— И что он роется-то?

— Не знаю.

— Сигарету достал, что ли?

— Вроде.

— Закурил.

— Вижу.

— Волнуется, значит.

— Да.

— За нас волнуется?

— За нас.

— А что волноваться-то?

— Не знаю.

— Мы что, призраки, что ли?

— Нет.

— А он-то уверен, по-моему.

— Может быть.

— Опять задергался.

— Да.

— Сильно дергается-то.

— Да.

— А что он дергается?

— Беспокоится.

Незаметно мы подошли к Сергею Анатольевичу Селиверстову.

— Ох и издергались мы, ожидая вас, — сказал он.

— Да уж, — хором ответили мы с Равилем.

— Что у тебя, шеф, лицо перекошено, как будто челюсть выбили в драке?

— Да болит, Серёжа.

— Что болит, челюсть?

— Да нет, желудок.

— А-а-а… А похоже, что челюсть.

Сергей Анатольевич Селиверстов, бодро шагая впереди, подвел нас к Рафаэлю Гаязовичу Юсупову и проводнику Тату, сидевшим на камнях.

— Ну что, пообщались со смертью? — весело спросил Рафаэль Юсупов. — И какова она, смерть-то?

— Да так…

— Шоколадку лучше сожрите! Жирные кислоты вместе с сахаром нужны в высокогорье.

— Да…

— Кости видели, в Долине-то?

— Да.

— Чьи? Человечьи?

— Да.

— Много?

— Да.

— Умирают, значит, там.

— Да.

— А что ты, шеф, квелый какой-то?

— Да так…

Я устало опустился на землю. Страшно болел желудок. Я терпел.

— Долина Смерти сама выбирает тех людей, кого надо убивать, — всплыла из памяти фраза, некогда произнесенная проводником Гелу.

Рафаэль Юсупов подсел ко мне и, положив руку на плечо, спросил:

— Сколько времени в Долине Смерти-то был?

— Не знаю, не засекал.

— Ну как же так?

— Да так… там время течет по-другому… там сжатое время.

— А помнишь, лама Кетсун Зангпо говорил, что в Долине Смерти можно находиться не более пяти минут? А то Яма начнет свою работу. Сколько времени ты был… там?

— Не знаю, там сжатое время.

— Но все-таки, мог бы…

— Не мог.

— Страшно там?

Я не ответил. Я скучал по Зеркалу Царя Смерти Ямы.

Проводник Тату позвал нас и показал на камень, на котором четко вырисовывалось вдавление на камне, напоминающее крупный след человека.

— Это след Будды! — гордо сказал он и посмотрел в мои страдающие от боли глаза.

— М-м-м… — только и смог произнести я.

А потом мы, размеренно шагая, поднялись на перевал, который паломники называли Вратами Смерти, — помню, как я лег на этом перевале на камни и стал корчиться от боли. Боль в желудке опять стала невыносимой.

— А-а-а… а-а-а… — застонал я.

Ребята стояли и с состраданием смотрели на меня.

— А-а-а… — продолжал стонать я.

— Шеф, шеф, отсюда надо уходить! Здесь повышенная радиация! Дозиметр трещит как… — послышался голос Селиверстова.

— Сейчас, сейчас…

— Ну вставай, вставай, милый, — ласково попросил Селиверстов.

Я с трудом поднялся.

— Серега! Равиль! — сказал я, превозмогая боль. — Нам надо по кромке хребта подняться на высоту 6000 метров . Оттуда, говорят хорошо виден Топор Кармы. Я хочу увидеть его.

— Шеф, ты что?!

— Пошли! Рафаэль, останься здесь! Так надо. Нам идти-то вверх совсем немного. Мы быстро! — скомандовал я, и, собрав последние силы, стал карабкаться вверх по камням. Сергей с Равилем двинулись за мной.

Топор Кармы

Где-то на высоте 6000 метров мы и в самом деле увидели Топор Кармы. Первым его увидел Сергей Анатольевич Селиверстов.

— А вот и он — Топор Кармы! — простодушно и уютно сказал он.

Я посмотрел на «Топор» и вдруг ощутил, что боль уменьшилась. Тяжело переводя дыхание на этой запредельной высоте, я стал всматриваться в Топор Кармы. Ослабшая боль уже позволяла мне думать, а не просто натужно выжимать из себя остатки сил, как будто каждое твое движение является последним в жизни.