В объятиях Шамбалы

Я смотрел и смотрел на Топор Кармы… Смотрел заворожено. Я прекрасно понимал, что этот 100-метровый «Топор», расположенный на высоком каменном останце рядом с цилиндрической конструкцией такого же размера, является каким-то монументом, а не причудливой «работой ветра». Я уже не задавался вопросом, каким же невероятным образом такой монумент мог быть сотворен, да еще и установлен на столь недоступной вершине; я думал о его предназначении.

— Так, так… Так, так, — периодическим приговаривал я, размышляя.

Но мысли не шли — я совершенно не понимал предназначения Топора Кармы.

— Паломники не зря назвали этот монумент Топором Кармы, — постарался я начать мыслить логически. — А если так назвали, то, значит, он имеет какое-то отношение к карме человека. А почему он имеет форму топора? Не разрубать же что-либо?!

Мысли никак не шли в мою голову.

— Шеф! — услышал я голос Селиверстова. — Скажи, а для чего карме, то есть линии жизни, предопределенной Богом, нужен топор? Что, здесь карма разрубается, что ли? Или… обрубается?

Получается, что если человек проходит это место, то его карма обрубается. А после обрубления кармы наступает… м… бескармовая жизнь. Вот мы — ты, Равиль и я — становимся отныне бескармовыми людьми и начинаем жить бескармовой жизнью. Какова она будет, интересно, бескармовая жизнь-то?

— Увидим, — глухим голосом ответил Равиль.

— А ведь люди стремятся достичь бескармовой жизни, — продолжал рассуждать Селиверстов, — не зря они идут сюда. Не зря!

Ой, не зря! Она, бескармовая жизнь-то, наверное, чем-то хороша.

Ой, хороша! Она, эта бескармовая жизнь, дает свободу выбора — ты, человек, сам решаешь, как жить, а не Бог делает это за тебя.

Хочу — так живу, хочу — этак. Все, что хочу, то и делаю! Наказания, которые ты заработал за прошлые жизни, и те остаются за бортом, будучи обрубленными топором. Ой, неужели мы так станем жить?

Равиль ухмыльнулся и сказал:

— Не верю я… м… м… в бескармовую жизнь. Ты же, Сергей Анатольевич, не в пещере, которая материализует мысли, находишься, где что подумал, то и свершилось…

Я продолжал пристально смотреть на Топор Кармы. Я понимал, что этот монумент создан для регуляции какого-то из многочисленных пластов тонких энергий. Но и сказания паломников о Топоре Кармы вряд ли бы родились на пустом месте!

— Ох, и тяжело дышится на этой высоте! Воздух такой жидкий-жидкий! — перебил мои мысли возглас Селиверстова.

— Да уж.

Я опустил голову, перевел дыхание и стал думать о карме как таковой. Я вспомнил наши многочисленные разговоры с Амиром Рашитовичем Шариповым, который в нашем центре работает заместителем генерального директора и возглавляет новое направление по психокоррекции зрения, то есть учит прозревающих после операции людей видеть. Будучи чрезвычайно интеллектуальным человеком, Амир Рашитович в своих исследованиях психики людей дошел до того, что начал изучать их карму. Вместе со своей молодой сотрудницей по имени Татьяна он нашел такие вещи, от которых можно было только ахнуть. Например, один из пациентов, потерявший один глаз от удара копыта коровы, рассказал, что в его роду, вот уже много поколений, мужчины страдают от коров. Выяснилось, что вся эта история началась с того, что в двадцатых годах его прадед, известный чекист, отбирал в деревнях коров и в рамках продразверстки отправлял их на бойню, обрекая крестьян на голод. Сын чекиста, скотник, спился и повесился в коровнике. Второй сын погиб, затоптанный стадом коров. Внук чекиста умер, отравившись коровьим лекарством… А правнук, которому тоже не удалось уберечься от кары этого дойного животного, потеряв один глаз, и, боясь за судьбу оставшегося глаза, переехал даже жить в тундру, где нет коров, и живет там по сей день, с удовольствием отмечая полное отсутствие этих мстительных животных.

Я сам оперировал пациентов, брата и сестру из Ростова-на-Дону, которые в разное время получили совершенно одинаковые травмы орбиты, вызвавшие одинаковое снижение остроты зрения до 0, 2; причем подобные травмы сопровождали весь их род. И так далее.