В обход черной кошки

В просторной студии было тихо. От стен, с потолка, даже откуда-то из-под пола лился мягкий свет. За невидимой стеклянной стеной-окном, словно наметенный на паркет, лежал нетронутый бело-голубой пушистый снег, в котором тонули ели со снежными шапками на каждой просторной лапе. Сенатор окаменело сидел в кресле напротив картины.

Портрет его восхищал, но мучила мысль, что еврей все-таки что-то задумал. Как заметить это самому, пока на это что-то не указала пресса? Практический острый ум наследственного кулака подсказывал Матвееву, что он получил сейчас нечто невообразимо значительное. Все его политические и художественные победы ничто по сравнению с бессмертием, недостижимым ни при каком личном успехе, которое в лице на этом полотне приобретает его в общем-то заурядная семья.

Сам будучи неплохим живописцем с дипломом Академии художеств, он мог оценить работу профессионально. Но еврей просто не мог не заложить в портрет злейшего врага его народа хоть какого-то подвоха, не мог! Где же он?

Лейканду, со своей стороны, нравились динамичные картины Матвеева — борьба быка с волками, травля волками зайца, борьба сильного и слабого, пусть хитрого, но обреченного в конце концов покориться силе. Здесь было не только мировоззрение фашиста, но мастерство изображения порыва. Все двигалось, содрогалось, боролось за свою жизнь или чужую смерть.

Особую известность принесла Матвееву картина, изображавшая один из эпизодов драмы в особняке балерины и фаворитки Кшесинской летом 1917 года, когда казаки прямо верхом ворвались в холл и устроили погром штаба большевиков, изменив тем самым, как полагали многие, сам ход истории России и мира. Картина изображала грузина, почему-то отмеченного Лениным словом «чудесный» в тот момент, когда он приоткрыл дверь клозета, а обезумевшая от грохота выстрелов и взрывов ручных бомб в закрытом помещении казацкая лошадь взбрыкнула на скрип петель и ударила его в лоб. Ракурс был выбран с поразительной точностью — как бы из-под брюха коня: на переднем плане — стремя, за ним — мохнатая, стремительно сужающаяся к копыту лошадиная нога, а за ней — отлетающий к неочищенному унитазу «чудесный грузин» с кровавым следом подковы на низком лбу. На заднем плане проступали грязь, мазки и похабные рисунки на стенах туалета после визитов «братишек». Картину автор назвал «Очищение России», она вошла в учебники истории.

«Мне нравится НАШ портрет, — наконец встал Матвеев. — В нем есть все, что я вижу в самом себе, хотя я убежден, что эти же черты вас глубоко оскорбляют и как художника и как еврея, не имеющего, в отличие от нас, русских, Родины. Что поделаешь? Россия у нас одна, и делиться ею с евреями мы не собираемся и — не позволим. Но за портрет вам огромное русское спасибо» — и он неожиданно в пояс поклонился Лейканду.

«Я с вами совершенно согласен, — неожиданно горячо проговорил Лейканд.

— Евреи не смеют претендовать ни на одну страну мира, кроме своей. Если мы настолько слабы и ленивы, трусливы и хитры, что предпочитаем галут, то не заслуживаем в России никого, кроме матвеевых. На вас вся надежда нашего маленького несчастного народа. Не на демократов, не на юдофилов, не на друзей — на врагов. Только враги способны научить нас сионизму, как единственному пути к независимости от других народов. Только сильный независимый Израиль, вооруженный лучшими в мире еврейскими мозгами способен если не образумить вас, то стереть навсегда с лица планеты. В том, что к концу второго тысячелетия христианской веры вы и вам подобные еще существуют у власти во всех цивилизованных странах — и наша вина. Нам следовало проснуться раньше…»

«Вячеслав Абрамович, то же самое вы недавно говорили, но с коммунистических позиций,» — снисходительно улыбнулся звероподобный интеллектуал.

«Теперь я ЗНАЮ НАВЕРНЯКА, милейший Иван Викулович, что и та и другая постановки вопроса были верными.» «И что большевики могли чуть ли не в одиночку сокрушить победивший во всей Европе немецкий фашизм? Полно, Лейканд, сейчас вы мне еще станете доказывать что кто-то из большевиков, чуть ли не мой несостоявшийся «чудесный грузин» мог победить несостоявшегося, к сожалению, действительно великого потенциального диктатора и спасителя человечества от еврейства Адольфа Гитлера, которого довели до самоубийства на французской каторге…»

«КАК НИ ПАРАДОКСАЛЬНО, НО ТУТ ВЫ СОВЕРШЕННО СЛУЧАЙНО ПОПАЛИ ПРЯМО В ЯБЛОЧКО, МАТВЕЕВ. Именно Джугашвили-Сталин, скорее злой гений, чем ничтожество, и гробанул бы вашего Адольфа как раз в зените славы последнего после завоевания половины мира, включая, кстати, пол-России.»