В облупленную эпоху

И мы снова шли через зимний лес, ехали на электричке, и я, вероятно, опять мечтала — уже не помню, о чем.

Л.

С Л. я познакомилась на вступительных экзаменах в физматшколу, и мы три года просидели за одной партой.

Ее русский отец был видным киевским архитектором, и Л. очень гордилась отцом и их с матерью поздней любовью. Но ее сводный брат уехал за границу, и после проработок на собраниях отец умер от инфаркта.

Мы заканчивали школу в год Чернобыля, который взорвался как раз незадолго до наших выпускных экзаменов. У Л. были родственники в Ленинграде, она собиралась туда лететь и зачем-то звонила по справочной в ленинградский аэропорт. И несколько раз попадала вместо аэропорта домой к молодому человеку, который отвечал с неизменной приветливостью, и, в конце концов, предложил познакомиться, раз уж такое совпадение. Его звали так же, как отца Л. Они познакомились, и через некоторое время встретились в Москве, куда он приехал по делам, а Л. — подышать столичным нечернобыльским воздухом. Ей было 17, ему 18. Они бродили по Москве, смеялись и разговаривали целыми днями. Больше, конечно, болтала Л., — темноглазая, по-девичьи бойкая, со рвущейся из нее жизненной силой. Рассказывая смешную школьную историю из жизни матери, Л. процитировала: «И тут — „Гольдман, к доске!“» Он остановился. Переспросил: «У тебя мать — жидовка?» Л. тоже остановилась. Посмотрела на него, как будто из милого лица глянула на нее тень тех… Сказала: «Так, все ясно». И ушла — к ближайшему переходу-метро. И он за ней не пошел. Проревев следующий день, Л. немного отошла и сообразила, что у нее нет никаких его координат. Потом безуспешно звонила в надежде ошибиться в петербургский аэропорт. Ей вежливо отвечали: «Аэропорт слушает». Еще несколько месяцев она делала эту попытку, потом жизнь увлекла дальше.

Через несколько лет она шла по Крещатику и вдруг увидела его в толпе. Рванулась навстречу. Они обнялись, как потерявшиеся дети. Сутки провели вместе, у него был номер в гостинице. Говорили о том, что это была та самая первая любовь, когда встречаешь единственного, и что оба они были юными максималистами, неспособными понять другого.

Командировка закончилась, Л. проводила его на вокзал. У него в Петербурге была жена и маленькая дочка. Он достал блокнот, написал свой петербургский телефон, протянул ей листок. Л. посмотрела на листок, смяла и выкинула в урну. Спросила: «Не обиделся?» Я хорошо представляю себе Л. в этот момент. Как она смотрит карими, прищуренными от напряжения глазами, и серьезный, почти деловитый оттенок голоса. «Нет», — ответил он.

Потом я, не умевшая так поступать, спросила у нее — как же номер телефона, все-таки можно было оставить? «Я запомнила», — усмехнулась Л. «Забудешь ведь, запиши?» — «Я же не буду звонить. Забуду — значит, забуду».

Дмитрий СТАХОВ

ДЕНЬ ПРИЕЗДА И УТРО ЯСНОЕ

Бывают душные летние вечера, от которых делается не по себе. Выдался как раз такой: небо висело низко, стояла оглушающая тишина. Надо мной, пока я шел от автобусной станции, проносились сытые голуби, по улице сновали велосипедисты, собака мчалась за котенком, не решаясь гавкнуть. И только у гостиницы тишина лопнула: неподалеку, в парке, вибрировала танцплощадка, сквозь сумерки оттуда прорвался голос солиста — он хрипло, словно в горле застряла надломанная бритва, кричал: «В мали-и-и-но-вой за-аре!»

Вопрос — где мне найти своих? — дежурный администратор оставила без ответа. О том, чтобы поселиться, не было и речи, но в гостиницу, плавно изгибаясь то в одну, то в другую сторону, вошел бугор наших монтажников, и я двинулся за ним. Бугор поднялся на второй этаж, и я оказался в узком номере с четырьмя кроватями. На дальних, у окна, сидели двое, меж ними стояла тумбочка с закусью на газетке, пахло носками, табаком, известкой. Бугор принял стакан, выпил, закусил кружочком лука, обернулся.

— Приехал? — щурясь, он пососал зуб, подвигал кадыком. — Так! — Бугор опустился на кровать и приник дряблой щекой к плечу человека со смазанным лицом. Сидевший напротив быстро прихлопнул тяжело пролетавшего мимо комара и показал мне мозолистые, желтые ладони с симметричными красными запятыми.