В очереди за счастьем (СИ)

Звоню своим чадушкам. Егор после тренировки тусит с друзьями. Соня на речке, восьмилетнего Арса взяла с собой, оставлять не стала. Он бы ей этого не простил.

Принимаюсь за выполнение спецзаказа. Едва младшие заявляются домой, падаю без сил по привычке в спальне. И тут же отрубаюсь. Соня справится дальше сама. Еда наготовлена. Она отправит Арсения в душ, покормит и уложит спать. Егору через две недели стукнет восемнадцать. Он уже взрослый и не нуждается в моей опеке.

Просыпаюсь в кромешной темноте. Не сразу понимаю, что происходит. Лишь, когда жесткая ладонь ныряет под резинку моих трусиков, до меня доходит, что муж меня с Глашенькой в темноте перепутал. Я же ему русским языком сказала — тот раз был последним.

— Макар, пусти! — шиплю раздраженно, пытаясь и оттолкнуть его, и вытащить наглую ладонь из моих трусов.

— Нат, хочу тебя. П*зд*ц, как… Чего ты выкобениваешься? — вместе с горячим шепотом моей кожи касаются такие же горячие губы.

Они касаются линии подбородка, спускаются по шее, втягивают во влажный рот чувствительный сосок…

Да он совсем, что ли? Нет, нет, сегодня ему ничего не обломится…

Однако мужские пальцы забираются в святую святых.

В ту же секунду мои зубы со всей силы смыкаются на плече мужа.

— Дура! — рявкает он, отскакивая.

Что я там говорила про насилие в семье? И кто мне говорил подобные глупости?

Он сидит на коленях на нашей кровати, Голый и возбужденный.

А внутри меня такой коктейль из ярости, ревности, ненависти, что я, не задумываясь, бью его со всего маху по щеке.

Так что звон идет по всей комнате.

И мы с ним замираем друг напротив друга.

Глава 7

Наташа

А дальше… Дальше начинается мой персональный ад.

Макар дергается ко мне с явным намерением ударить. Даже заносит руку для удара. Отшатываюсь от него. В последний момент он бьет по спинке кровати.

— Не смей! На меня! Поднимать руку! Поняла?! — рычит с угрожающими интонациями.

Я напугана и деморализована. Почему-то во всем этом я не ожидала от него открытой агрессии? Почему? Все-таки верила, что есть грани, которые он не переступит? Верила в то, что что-то осталось от того трепетного чувства, с которым муж относился ко мне в молодости?

Теперь я вижу, что этих граней нет. Все стерто и ничего не осталось.

На его слова могу лишь согласно кивнуть.

Я никогда не оказывалась в подобном положении. В моей семье люди разговаривали. Всегда. Именно разговаривали.

Он между тем нисколько не успокоившись, вскакивает с кровати натягивает спортивные брюки. Оборачивается ко мне, смотрит с такой ненавистью, что мне делается еще страшнее.

— Я слишком много тебе позволял… — голос все тот же, пронизанный злобой. Его гнев не угасает, а напротив набирает обороты.

Он подскакивает ко мне, хватает за руку, сдергивает с кровати и вытаскивает из спальни. Все происходит очень быстро. Мне всегда казалось, что в подобной ситуации я смогу за себя постоять. Но это мне всего лишь казалось.

В реальности успеваю лишь схватить телефон с тумбочки, пока муж меня тащит из комнаты. Даже позвать Егора я не смогла. Не подумала, не успела, не хотела, чтобы он видел эту безобразную сцену. Муж между тем вытаскивает меня на улицу из дома, на мне домашняя майка длиной до середины бедра и трусы.

— Макар! Прекрати! Что ты делаешь?!

Он меня не слышит и не слушает, стискивая мое запястье так, что, кажется, хрустят кости.

— Макар! — пробую я до него достучаться. Он никогда себя так не велел. Я и подумать не могла, что он может быть таким… Озверевшим.

Муж тащит меня по дорожке к калитке. Я спотыкаюсь, царапаю ноги, пытаюсь выдрать руку.

А он… Он распахивает ее и выталкивает меня на улицу.

— Пошла вон, овца!

Захлопывает калитку у меня перед носом и закрывает на задвижку.

После слышу его удаляющиеся шаги…

Ошеломленно смотрю в одну точку на калитке и пытаюсь осознать, что произошло. Он меня выгнал… Из собственного дома… Ночью… Практически раздетую… Без обуви…

Впервые, как все это началось, слезы подкатывают к глазам, в горле першит.

Не даю себе расклеиться, озадаченная вопросом, что мне делать. Втягиваю прохладный воздух. Несмотря на то, что лето, на улице довольно свежо.

Можно позвонить Егору. Стыд жжет все внутренности. Как я объясню, что случилось? Как я вообще буду это говорить собственному сыну?

А еще… я боюсь возвращаться в свой собственный дом. И Макара тоже боюсь. Точно знаю, если подобное случилось хоть раз, то оно повторится снова. И пусть мужчина хоть до посинения обещает, что этого не повториться, что он сорвался… Хотя кто и что мне обещает? Макар? Он меня разлюбил, и я ему больше не нужно. Поэтому со мной можно теперь вот так.

Стоять на улице под забором до утра, когда встанут дети или образумится Макар? Соседи увидят… Я же потом по улице не смогу пройти.

Вызвать полицию? Представляю, через что мне тогда придется протащить собственных детей и холодею от этой мысли. Посторонние люди в доме посреди ночи, поскандалившие родители… А если Макар не откроет? Будить Егора, Соню и Арса?

Закрываю ладонями лицо и тихо стону в голос.