В один «клик»

К тому же он спит с ней!

Как специально, сын требует от меня откровенности в присутствии Вероники:

– Так я поеду?

– Ты же готовишься к причастию,– вспоминаю я.

– А мы вместе будем причащаться,– заявляет Ника.

Слова эти ласкают мой слух и убаюкивают бдительность.

– А там церковь есть?

– Есть! Там мужской монастырь в семнадцати километрах. Я попрошу маму, она нас отвезет на службу,– радуется собственной сообразительности Ника.

Сомнение отступает, как зверь по команде дрессировщика, становится ручным.

Я благодарю Бога за то, что у сына верующая девушка, и что они будут причащаться из одной чаши, с одной лжицы. Именно об этом были мои молитвы.

И я отдаюсь на волю Божью:

– Поезжай, конечно, сынок!

Гл.4

… На дворе июнь. Петров пост.

В воскресенье я исповедуюсь и причащаюсь.

Своему духовному наставнику и руководителю, настоятелю церкви в честь иконы Казанской Божьей Матери иерею Николаю, рассказываю о своих терзаниях, о том, что сын познакомился с девушкой, а девушка больна.

– Болезнь, – говорит о. Николай,– это милость Божья. Молись. Все Господь управит.

После причастия на сердце у меня мир и покой. Я верю в промысел Божий и доверяю Отцу Небесному своего сына.

Читаю благодарственные молитвы, пью чай с медом и устраиваюсь под пледом на диване.

Позывной скайпа раздается в тот самый момент, как я погружаюсь в приятную дрему.

Едва сын успевает сказать «привет, мам», вступает Ника.

– Ой, Виктория Степановна! Здравствуйте! Мы такое пережили!– В голосе возмущение, личико возбужденное.

– Что такое?

Ника подобна шутихе.

– Мы были в Ферапонтовом монастыре,– выстреливает она.– Сережа хотел причаститься, его не допустили. Сначала меня тоже не допускали, но я сказала, что я болею, и меня причастили. Это ужас какой-то!

– А в чем ужас?

– Сейчас Сережа вам расскажет.

Сын получает возможность изложить свою версию событий:

– На исповеди я сказал, что живу с девушкой, а священник сказал, что это грех, что нужно воздерживаться до свадьбы. Спросил, готов я жениться или нет. Если нет, то надо прекратить отношения.

Сын выглядит обескураженным. Я испытываю мгновенную и острую радость, на смену которой приходит удовлетворение. Слава Богу за все.

Наконец-то!

Все так и должно быть.

– Сынок, но этого и следовало ожидать.

– Что за средневековье! – взрывается Ника.– Все так живут!

– Не все,– понимая тщетность, слабо возражаю я.– То, что вы делаете – это грех. Блуд. Что не понятно?

– Я не могу это слушать,– заявляет Ника и покидает комнату.

Мы с сыном получаем возможность обсудить случившееся.

– Что это за реакция? – шепотом спрашиваю я.– Сережа, она что, не понимает, что это грех?

– Я тоже не понимаю,– признается сын. – Священник сказал, что накладывает на меня епитимью.

Мне становится страшно.

– В чем выражается епитимья?

– Я не понял.

– А почему не спросил?

– Не знаю. Что делать, мам?

– Что делать? «Доверием Богу и смирением решаются все проблемы»,– цитирую я Паисия Святогорца.– Будешь ходить в церковь, сынок, и молиться. С сегодняшнего дня начинай читать покаянный канон Господу нашему Иисусу Христу. И готовься снова причащаться. Все Господь управит.

– А как с Никой нам быть?

– Сказал же вам священник: остановить грех. Священник! В монастыре! Это то же самое, что сам Господь сказал.

– Да это невозможно.

– Тогда реши, ты готов жениться или нет.

– Я готов,– говорит Сергей. В голосе не чувствуется твердости, но я списываю это на мужскую слабость и страх перед ответственностью.

– Тогда иди к отцу Ники, к Николаю Андреевичу, и говори ему об этом. Проси руку и сердце его дочери.

– Хорошо, прямо сейчас и пойду.

Сергей идет к отцу Ники с предложением руки и сердца. Для этого он понимается на второй этаж дома, где располагается кабинет отца семейства. Святая святых. Здесь царит тишина. Сюда не долетают отзвуки страстей с первого этажа.

Сергей выкладывает отцу Ники свои матримониальные планы. Отец, Николай Андреевич, отвечает, что это невозможно.

– Вероника на таблетках.– В силу профессии и обстоятельств Николай Андреевич занимается здоровьем дочери.– Через полгода дозировки будем понижать, Ника вылечится, тогда и вернемся к этому разговору.

Жених остается с носом.

Я ликую.

Ника в истерике.

Занавес.

Гл.5.

… Возвращение в убитую съемную квартиру кажется благом.

Сын измучен душевно.

Обсуждаем подробности дачного происшествия.

Требование священника Ферапонтова монастыря становится уроком не только молодым. Не скрою, я тоже думала, что в двадцать восемь лет сыну можно уже стать «как все». Нельзя.

Если ты считаешь себя православным христианином, ходишь в церковь, исповедуешься и причащаешься, то не можешь вести себя, как язычник. Быть «верным» – это значит, жить по заповедям, отказаться от своей воли и своих страстей. Как это сделать в двадцать восемь лет? У меня и в пятьдесят пять не получается…

Слова священника и реакция дочери открывают глаза Евгении Ивановне на добрачные отношения.

– Спасибо тебе, Сережа,– говорит она.

Оказывается, три года назад, когда у Ники случилась роковая любовь, с молчаливого согласия родителей она не появлялась домой по три дня кряду.

Всю обратную дорогу из монастыря Ника митингует: