В одно касание

Она проходит мимо меня, ставит чайник и достает из шкафа свой любимый чай. Ванильная масала без кофеина. В мусорке постоянно валяются упаковки; мне кажется, она пьет эту хрень литрами.

– Ты избегала меня на этой неделе, – говорю я, и ее руки дрожат, разрывая пакетик.

– Эм… – Она моргает, уставившись в столешницу. – Нет.

Я смотрю на нее, и, наконец, она поднимает на меня взгляд.

По ее лицу пробегает улыбка, и она легко смеется.

– Ладно, – она вздыхает и виновато сводит брови. – Избегала.

– Угу. – Я облокачиваюсь на столешницу, и ее взгляд задерживается на моем прессе.

Это вообще допустимо – стоять перед ней в одном нижнем белье? Наверное, нет.

Волнует ли меня это? Я вижу, как она закусывает нижнюю губу, не отрываясь глядит на мои кубики.

Нет. Нет, не волнует. По телу разливается волна удовольствия, пока она изучает его.

– Не думал, что ты из тех, кто не возвращает долги, – говорю я.

Она фыркает от смеха.

– Я бы не назвала это долгом.

– «Я должна тебе». Ты сама так сказала.

– Джейми, – улыбается она и закатывает глаза. Мне нравится, когда она произносит мое имя этим игривым тоном.

Я складываю руки на груди, и ее взгляд задерживается на моих бицепсах.

– Так зачем откладывать?

Она отворачивается и возится с чаем.

– У тебя были матчи и все такое.

Не больше, чем обычно.

Я припоминаю, как пару ночей назад вернулся с игры. Я включил телевизор, и там был спортивный канал. Она смотрела мой матч?

Я готов лопнуть от гордости при этой мысли.

– Ты тянешь время.

Она смотрит на свой чай, и поднимающийся от него запах напоминает обо всей ее косметике для волос – сладкий, пряный и согревающий. Успокаивающий, но сексуальный и загадочный. Мне нестерпимо хочется зарыться носом ей в шею и вдохнуть его.

Ее глаза смотрят прямо в мои, и в них столько беззащитности!

– Когда я последний раз для кого-то играла, надо мной посмеялись. – Ее голос совсем тихий.

В моих венах закипает ярость. Я убью их.

– Кто? – спрашиваю я глухим убийственным голосом. – Скажи. Имена. Сейчас.

Она закатывает глаза.

– Джейми.

– Сейчас.

– Это был Зак. – Она краснеет, на каждой щеке появляется по розовому пятну, и мои сложенные на груди руки сжимаются в кулаки. – И его менеджер. – Она на секунду закрывает глаза, как будто снова переживает тот момент, а потом опять моргает и возвращается ко мне на кухню.

Когда мне кажется, что хуже этот парень быть уже не может, он меня удивляет.

Я коротко киваю.

– Эту песню я и хочу услышать.

Какой же я чертов козел.

Ее глаза округляются.

– Что? Нет.

– Да, – говорю я жестким, властным голосом. Я наглый самодовольный кретин, но мне все равно.

Она сцепляет руки и потирает запястья, пытаясь скрыть нервы за фальшивой улыбкой. Она испуганна, и от этого мне еще больнее в груди.

– Эй. – Я наклоняюсь так, что наши глаза оказываются на одном уровне, и беру ее за плечи. Снова этот потрясающий аромат масалы. – Когда мне было девять, в меня попала шайба.

Ее глаза расширяются.

– Правда?

Я киваю и показываю на запястье.

– Вот сюда. Она отлетела от перекладины, а я забыл перчатки, так что пришлось взять запасные. Они были мне велики и сползли. Было охренеть как больно.

В ее лице искреннее сочувствие.

– Представляю.

Я возвращаю руки ей на плечи. Я чувствую ее тепло сквозь шелковистую ткань. Я поглаживаю пальцем ее рукав, и ее губы размыкаются.

– Я не хотел возвращаться на лед. Боялся, что снова попадет.

Она сдвигает брови и смотрит на меня так, что мне хочется взять ее в охапку, обнять и никогда не опускать на землю. Я бы никогда ее не отпустил. Она смотрит так, что мне хочется защитить ее от всего мира, а особенно от козлов типа ее бывшего.

Ее рот кривится в горькой улыбке.

– Я не хочу возвращаться на лед, – шепчет она, морща нос. Даже в полутьме я вижу ее милые веснушки. – Боюсь, что снова попадет.

В этот момент мне кажется, что мы – здесь, на этой кухне – единственные люди на планете. Где-то в подсознании звенит тревожный звоночек, но я не обращаю на него внимания. Разберусь с этим позже. А сейчас я нужен Пиппе.

Я слегка сжимаю ее плечи.

– Ты сможешь. Я вернулся на лед, и все было хорошо. Помнишь, когда у моей мамы была паническая атака? Ты справилась, пташка. Ты сделала все правильно. В глубине души ты – крепкий орешек, я знаю.

Ее бровь приподнимается.

– Пташка?

Я не хотел ее так называть – просто вырвалось. Хотя ей идеально подходит.

– Угу.

Она закусывает губу. Она хочет этого. Я знаю.

– Давай так. – Я снова немного сжимаю ее плечи, всматриваясь в голубизну ее глаз. – Половину песни. И все.

Она сглатывает, и я вижу, как двигается ее гортань. Ее взгляд прикован ко мне, как будто я – спасательная шлюпка. И я хочу ею быть.

Я отпускаю ее и выпрямляюсь.

– Вперед. – Это звучит почти как приказ. – Поехали.

– Сейчас? – ее брови взлетают до небес. – Вот прямо сейчас?

– Ага. – Я шагаю к дивану, плюхаюсь в него и опускаю руки на спинку. – Сейчас.

Ее взгляд останавливается на моей развалившейся фигуре, изучает пресс, грудь, руки и на одну секунду задерживается на моем паху. Член реагирует с интересом, и где-то в глубине живота начинает пульсировать.

Пусть смотрит сколько хочет.

– Хватит тянуть.