В одном лице

— А потом, Тробридж? — спросил Киттредж. — Спорим, скоро ты будешь теребить свой краник, воображая, как твоя физиономия вжимается в пару здоровенных буферов?

По выражению ужаса на лице Тробриджа я решил, что едва ли; у Тробриджа точно был сосед по комнате — он просто побоялся бы дрочить в общежитии.

— Тогда как этот юноша, Тробридж, — продолжал Киттредж, все еще крепко сжимая меня в объятиях, — этот юноша не просто бросил вызов общественному представлению о гендерных ролях. Этот мастер перепихона, этот гуру траха, — вопил Киттредж, размахивая мной, — этот жеребец взял и чпокнулся не с кем-нибудь, а с транссексуалкой! Ты вообще можешь себе такое представить, Тробридж?

— Нет, — прошептал Тробридж.

Даже со мной в объятиях Киттредж безупречно исполнил выразительное пожатие плечами; это был жест безразличия, унаследованный им от матери, тот самый, который переняла и Элейн.

— Дорогой мой Нимфа, — прошептал Киттредж, унося меня дальше по коридору. — Я так впечатлен! Настоящая транссексуалка, и где — в Вермонте! Конечно, я их видел, но в Париже и в Нью-Йорке. Трансвеститы в Париже обычно держатся друг друга; довольно яркая компашка, но создается впечатление, что они все делают вместе. Жаль, что я никогда не пробовал, — продолжал шептать Киттредж. — Но есть у меня ощущение, что если подцепить одну, то и другие не заставят себя ждать. Вот это, наверное, интересно!

— Ты говоришь о les folles? — спросил я.

Я не мог перестать думать о les folles — вопящих, «как попугаи, обсуждая подробности последней ночи», по описанию Болдуина. Но то ли Киттредж меня не расслышал, то ли мой французский был настолько далек от совершенства, что он просто проигнорировал мой вопрос.

— Конечно, в Нью-Йорке транссексуалки — совсем другое дело, — продолжал Киттредж. — Я заметил, что они по большей части одиночки — наверное, многие из них шлюхи. Есть там одна, тусуется на Седьмой Авеню — я почти уверен, что она шлюха. Вот она высоченная! Вроде бы где-то есть клуб, куда они все ходят, — не знаю где. Уж вряд ли в таком месте, куда можно спокойно пойти одному. Наверное, если бы я надумал, то попробовал бы в Париже. Но ты-то, Нимфа, — ты уже это сделал! Как оно было? — спросил он — вроде бы с искренним любопытством, но я уже был достаточно опытен, чтобы держать ухо востро. С Киттреджем никогда нельзя было предсказать, куда заведет разговор.

— Было потрясающе, — сказал я. — Вряд ли мне еще когда-нибудь предстоит в точности такой же сексуальный опыт.

— Вот как, — равнодушно сказал Киттредж. Мы остановились у двери квартиры, которую я делил с мамой и Ричардом Эбботом, но Киттредж не выказывал ни малейшей усталости или намерения поставить меня на пол.

— Я так понимаю, у нее есть член, — сказал он. — И ты его видел, трогал и делал все прочее, что обычно делают с членом, — так, Нимфа?

Что-то изменилось в его голосе, и я испугался.

— Честно говоря, я настолько увлекся, что совсем не помню подробностей, — ответил я.

— Да ты что? — спросил негромко Киттредж, но похоже, его это не особенно волновало. Как будто подробности любой сексуальной авантюры уже были ему известны и все это ему уже порядком наскучило. На секунду он словно бы удивился, что еще держит меня, — или, может, почувствовал отвращение. Неожиданно он меня отпустил.

— Знаешь, Нимфа, тебя собираются отправить к Харлоу — ты ведь в курсе, да? — спросил он.

— Да, — ответил я. — Как раз думал, что ему говорить.

— Рад, что ты спросил, — сказал Киттредж. — Вот как надо обращаться с Харлоу, — начал он. В его голосе было что-то странно успокаивающее и в то же время безразличное; по тону, которым наставлял меня Киттредж, я чувствовал, что мы поменялись ролями. Раньше я играл роль эксперта по Гёте и Рильке и инструктировал его, как обойти подводные камни. А теперь Киттредж инструктировал меня.

В академии Фейворит-Ривер, если ты уступал велениям плоти и на этом попадался, тебя отправляли на допрос к доктору Харлоу. Киттредж, обладавший (как я полагал) богатым плотским опытом, был экспертом по обращению с доктором.

Я сосредоточенно выслушал советы Киттреджа, стараясь не пропустить ни слова. Местами это было мучительно, поскольку Киттредж упорно возвращался к подробностям своего злополучного сексуального приключения с Элейн.

— Извини за конкретный пример, Нимфа, но просто чтоб ты понимал, как действует Харлоу, — говорил Киттредж, прежде чем со смаком описать свою кратковременную потерю слуха от невероятно громких оргазмов Элейн Хедли.

— Харлоу хочет услышать, как ты сожалеешь, Нимфа. Он ждет, что ты будешь каяться. Вместо этого ты непрерывным потоком выдаешь ему похабень. Харлоу постарается заставить тебя почувствовать вину, — сказал мне Киттредж. — Не ведись на эту херню, Нимфа, — просто представь, что пересказываешь порнографический роман.

— Ясно, — сказал я. — И никакого раскаяния, так?