В одном лице (ЛП)

— Ты держишься молодцом, — говорила мне на это Эсмеральда. Она и не представляла, как я счастлив, и когда я дотрагивался до ее вагины — во сне или просто бессознательно, — она не догадывалась, что я тянусь к тому, чем она не обладала и по чему я, видимо, скучал.

Der Oberkellner (метрдотель) в «Цуфаль» был сурового вида молодой человек, казавшийся старше, чем был на самом деле. Он лишился глаза и носил повязку; ему не было еще и тридцати, но то ли сама повязка, то ли история о том, как он потерял глаз, придавали ему серьезный вид и прибавляли лет десять. Звали его Карл, и он никогда не говорил о том, как лишился глаза, — мне рассказали другие официанты. В конце Второй мировой, когда Карлу было десять лет, он увидел, как русские солдаты насилуют его мать, и попытался вмешаться. Один из русских ударил мальчика винтовкой, и этот удар стоил Карлу зрения в одном глазу.

Поздней осенью моего первого года за границей — приближался конец ноября — Эсмеральде выпал первый шанс выступить ведущим сопрано на сцене Штаатсопер. Как она и предсказывала, это была итальянская опера — «Макбет» Верди, — и Эсмеральда, терпеливо ждавшая своей очереди (на самом деле она думала, что ее очередь никогда не наступит), была дублершей леди Макбет большую часть осени (как раз все то время, пока мы жили вместе).

«Vieni, t’affretta!» — пела Эсмеральда во сне — из той сцены, где леди Макбет читает письмо от мужа, в котором он рассказывает о первой встрече с ведьмами.

Я попросил у Карла разрешения уйти пораньше с первой смены в ресторане и опоздать на вторую; ведь в пятницу моя девушка будет петь леди Макбет.

— У тебя есть девушка — эта дублерша действительно твоя девушка, да? — спросил Карл.

— Да, Карл, совершенно верно, — сказал ему я.

— Рад слышать, Билл, — тут ходили противоположные слухи, — сказал Карл, сверля меня единственным глазом.

— Эсмеральда — моя девушка, и в эту пятницу она будет петь леди Макбет, — сказал я метрдотелю.

— Такой шанс выпадает один раз на миллион — не дай ей облажаться, — сказал Карл.

— Я просто хотел бы успеть к началу — и остаться до конца, — сказал я.

— Конечно, конечно. Я знаю, что это пятница, но у нас не так уж много посетителей. Теплая погода закончилась. Туристы улетают, как осенние листья. Возможно, это последние выходные, когда нам будет действительно нужен англоговорящий официант, но мы справимся и без тебя, Билл, — сказал Карл. Ему каким-то образом удавалось испортить мне настроение, даже когда он был на моей стороне. Я вспомнил о леди Макбет, призывающей посланников ада.

«Or tutti sorgete», — я слышал от спящей Эсмеральды и эту арию; звучало жутковато и никак не помогало моему немецкому.

«Fatal mia donna!» — говорит леди Макбет своему безвольному мужу; она берет кинжал, которым Макбет убил Дункана, и пачкает кровью спящих стражников. Мне не терпелось посмотреть, как Эсмеральда загонит Макбета под каблук! А все это происходит в первом акте. Неудивительно, что мне не хотелось опаздывать — я не хотел пропустить и минуты из встречи с ведьмами.

— Билл, я очень горжусь тобой. Я имею в виду, тем, что у тебя есть девушка — не потому, что она певица, а потому, что она вообще у тебя есть. Это должно положить конец сплетням, — сказал мне Карл.

— А кто болтает обо мне, Карл? — спросил я.

— Кое-кто из официантов, один су-шеф — сам знаешь, Билл, как расходятся слухи.

— А-а.

На самом деле, если кому-то на кухне «Цуфаль» и нужно было доказательство того, что я не гей, это, вероятно, был сам Карл; если и были разговоры о том, что я гей, я уверен, что Карл и был их зачинщиком.

Я приглядывал за Эсмеральдой, пока она спала. Леди Макбет встает во сне — впечатляющая сцена в четвертом акте, — жалуясь, что не может смыть кровь с рук, но Эсмеральда никогда не ходила во сне. Она всегда крепко спала и спокойно лежала на месте, когда (почти каждую ночь) начинала петь: «Una macchia».

У ведущего сопрано, отказавшегося выступать вечером в пятницу, образовался полип на связках; хотя для оперной певицы это была обычная проблема, крохотному полипу Герды Мюле уделялось много внимания. (Нужна ли будет операция или нет?)

Эсмеральда боготворила Герду Мюле; у нее был резонирующий голос, который без всякого напряжения охватывал впечатляющий диапазон. Герда Мюле могла без усилия пройти от нижнего соль до головокружительных высот верхнего до. Ее сопрано было достаточно мощным и объемным для Вагнера, но Мюле обладала и необходимой ловкостью для стремительных рулад и сложных трелей итальянского стиля начала XIX века. Однако Эсмеральда сказала мне, что своим полипом Герда Мюле достала всех.

— Он занимает всю ее жизнь — и начал захватывать наши жизни, — сказала Эсмеральда. От почитания Герды-сопрано она перешла к ненависти к Герде-женщине — теперь Эсмеральда именовала ее Полипом.