В одном лице

— Сомневаюсь, что вам все понятно, — сказал я ему. Старый гомоненавистник на секунду замер от удивления.

— Ты сомневаешься, что мне все понятно! — возмущенно закричал доктор. Он яростно строчил в своем блокноте.

— Поверьте мне, доктор Харлоу, — сказал я, вспомнив слова мисс Фрост. — Если начинаешь повторять чужие слова, отвыкнуть потом будет нелегко.

Так и закончилась моя встреча с доктором Харлоу, который отправил маме и Ричарду Эбботту короткую записку, где было сказано, что у меня «мало шансов на реабилитацию»; доктор Харлоу не стал объяснять свою оценку, сообщив только, что, по его профессиональному мнению, мои сексуальные проблемы заключаются «скорее в отношении, нежели в активных действиях».

На это я сказал маме, что, по моему профессиональному мнению, беседа с доктором Харлоу прошла крайне успешно.

Бедный Ричард Эбботт, который всегда хотел как лучше, попытался дружески побеседовать со мной наедине.

— Как думаешь, что имел в виду доктор Харлоу под твоим отношением? — спросил меня милый Ричард.

— Э-э, ну… — сказал я Ричарду, замолчав ровно настолько, чтобы выразительно пожать плечами. — Полагаю, в его основе лежит явное отсутствие раскаяния.

— Явное отсутствие раскаяния, — повторил Ричард.

— Поверь мне, Ричард, — начал я, уверенный, что совершенно точно воспроизвел властную интонацию мисс Фрост. — Если начинаешь повторять чужие слова, отвыкнуть потом будет нелегко.

Я увиделся с мисс Фрост еще дважды; оба раза она застала меня врасплох — я не ожидал встречи с ней.

Последовательность событий, окончившаяся моим выпуском из Фейворит-Ривер и отбытием из Ферст-Систер, штат Вермонт, разворачивалась стремительно.

Премьера «Короля Лира» состоялась перед каникулами в честь Дня благодарения. На короткое время, не больше недели-двух, Ричард присоединился к маминому бойкоту против меня; конечно, я задел чувства Ричарда, проигнорировав осеннюю постановку. Я не сомневался, что дедушка Гарри в роли Гонерильи не разочаровал бы меня — в отличие от Киттреджа в двойной роли Эдгара и Бедного Тома.

Другой «бедный Том» — то есть Аткинс — рассказал мне, что Киттредж вытянул обе роли с безразличием, сошедшим за благородство, а дедушка Гарри вволю развернулся в роли старшей и откровенно дрянной дочери Лира.

— А как Делакорт? — спросил я Аткинса.

— От Делакорта у меня мурашки по спине, — ответил Аткинс.

— Я спрашиваю, как он сыграл шута, Том.

— Не так уж плохо, — признал Аткинс. — Только не знаю, почему он все время выглядит так, будто ему нужно сплюнуть!

— Потому что ему нужно сплюнуть, Том, — сообщил я Аткинсу.

Вскоре после Дня благодарения — а значит, тренировки по зимним видам спорта уже начались, — я столкнулся с Делакортом, спешившим на борьбу. Его щеку украшала сочащаяся ссадина, а нижняя губа была глубоко рассечена; в руке он, как обычно, держал бумажный стаканчик. (Я обратил внимание, что стаканчик всего один — оставалось лишь надеяться, что это был не многофункциональный стаканчик, то есть он не служил сразу для полоскания и сплевывания.)

— Как вышло, что ты пропустил пьесу? — спросил меня Делакорт. — Киттредж сказал, что ты ее не смотрел.

— Жаль, что пропустил, — сказал я ему. — Было много других дел.

— Ага, я в курсе, — сказал Делакорт. — Мне Киттредж рассказал.

Делакорт отхлебнул из бумажного стаканчика; он прополоскал рот и сплюнул в грязный сугроб рядом с дорожкой.

— Я слышал, из тебя получился отличный шут, — сказал я ему.

— Правда? — с изумлением спросил Делакорт. — Кто тебе сказал?

— Все говорят, — соврал я.

— Я пытался проникнуться осознанием того, что медленно умираю, — серьезно сказал Делакорт. — Мне кажется, каждая сцена, где появляется шут, отражает очередной шаг к смерти, — прибавил он.

— Очень интересно. Жаль, что я пропустил, — повторил я.

— А, ничего страшного — у тебя бы, наверное, получилось лучше, — сказал мне Делакорт; он отхлебнул еще воды и снова сплюнул в снег. Прежде чем убежать на тренировку, Делакорт внезапно спросил:

— Она была хорошенькая? Эта библиотекарша-транссексуалка?

— Очень, — ответил я.

— Никак не могу себе это представить, — озабоченно признался Делакорт и убежал.

Годы спустя, уже когда я узнал, что Делакорт умирает, я часто вспоминал, что он играл шута Лира как «очередной шаг к смерти». И мне правда жаль, что я не видел его на сцене. Ах, Делакорт, как я тебя недооценил — ты шагал к смерти куда быстрее, чем я мог себе представить!

В декабре 1960-го Том Аткинс сообщил мне, что Киттредж трубит повсюду о моей «сексуальной доблести».

— Киттредж тебе лично рассказал? — спросил я.

— Он всем рассказывает, — ответил Аткинс.

— Кто знает, что на самом деле в голове у Киттреджа? — сказал я Аткинсу. (Я все еще страдал от того, как Киттредж огорошил меня словом «отвратительно», когда я меньше всего это ожидал.)