В огне

Несмотря ни на что, полковник Волынцев был профессионалом. Если бы ему сказали, что он сделает через четыре часа – он бы не поверил.

Первичная проверка самолета уже была завершена, когда над Пулковским полем показались вертолеты – пять тяжелых «Сикорских» ровным строем шли со стороны города – пролет над сектором взлета-посадки самолетов был строго воспрещен даже им. Тертышных сразу ушел в кабину (как чувствует, гад!), Бортников и Волынцев вместе с офицерами Императорского конвоя у трапа обговаривали последние меры безопасности, Суздальцев с наземной группой проверял основные точки контроля самолета, проводил последний предполетный осмотр. Заправщики уже отъехали. Места в самолете и в самом деле было мало, головорезам Хуснутдинова придется едва ли не на головах друг у друга сидеть. Бортников обратил внимание на то, что самолет перегружен, и стали думать, что можно не брать из багажа. С перегрузом можно было лететь, он был небольшой, но не в этот раз, когда посадка предполагалась черт знает в каких условиях.

Вертолеты стали приземляться на отведенные им места, это действие было досконально отработано и больше напоминало танец. Сначала сели два из них, и выскочившие из них бойцы разбежались в разные стороны, обезопасили посадочную площадку, обеспечили периметр. Только потом сели три оставшихся вертолета с Государем и немногочисленными свитскими…

До места стоянки борта ВВС-1 был чуть ли не километр, но Государь строго-настрого запретил себя подвозить. Этот путь он обычно проходил пешком, он любил пешие прогулки, и мало кто из свитских мог приноровиться к его стремительному шагу. В этот раз Государь был в его личной форме полковника ВВС со значками «Стратегическое авиакомандование», «Командир экипажа» и «Бомбардир-снайпер». Так Государь отдавал дань уважения Военно-воздушным силам, где он сам служил и которые сейчас должны были доставить его в Польшу.

Пока Государь преодолевал расстояние от места посадки вертолетов до стоянки самолета, экипаж выстроился у самого трапа в коротком строю. Подойдя к трапу, Государь выполнил еще один привычный ритуал – пожал руку каждому из членов экипажа, которому предстояло его везти. Это не считалось панибратством, это считалось нормальным отношением к обслуживающему персоналу. Так, на Пасху каждый человек из обслуживающего персонала Белого дворца[23], где Государь имел обыкновение проводить этот праздник, получал крашеное пасхальное яйцо из рук либо Государя, либо его супруги. Остальные, кто в этот момент не был рядом с Государем, тоже получали яйцо и открытку, подписанную Государем или Государыней лично, на что Царствующие особы тратили целый день. Но показать благожелательное отношение к людям было важнее потраченного на это времени.

Государь внезапно задержал руку Волынцева в своей руке, внимательно посмотрел ему в глаза:

– Андрей Борисович[24], что-то произошло? Вам нужна помощь?

– Никак нет, Ваше Величество, – вымученно улыбнулся Волынцев, – все хорошо. Спасибо за внимание…

Государь отпустил руку, пошел к трапу…

Когда Государь скрылся в салоне машины, следом поднялись немногочисленные свитские – Волынцев заметил группу старших офицеров Военного министерства (как потом выяснят, среди них не будет начальника ГРУ генерал-полковника Штанникова и начальника Главного оперативного управления Генштаба генерал-полковника Шмидта, благодаря этому они останутся живы), министр внутренних дел Карл Генрихович Дариус (только чудом на самолет не попадет Путилов – его оставят в Санкт-Петербурге «на хозяйстве»), генерал Свиты ЕИВ Антон Берг. После них и после многочисленной охраны в самолет поднялись уже они. Первый экипаж.

Снаряжение охраны пришлось оставить в проходах, в самолете было тесно – Волынцев не мог припомнить, возили ли они когда-нибудь столько народа? Его Величеству предлагали отложить визит хотя бы на несколько дней, но Государь счел это трусостью. Впрочем, это все равно ничего бы не изменило, ибо враг был внутри. Враг даже не знал о том, что он враг.

Полковник Волынцев привычно занял свое кресло, пристегнулся. Необъяснимая злость жгучей волной подкатывала к горлу…

– Контроль проведу? – с привычной легкостью в голосе спросил Тертышных.

– Сиди! – резко оборвал его Волынцев. – Сам сделаю!

Сказано это было так резко и с такой неприязнью, что на него удивленно обернулся Бортников. Но он решил, что Тертышных провинился своим опозданием, а командир на что-то разозлен, и молодой майор просто «попал под горячую руку». Не сделал выводов и сам Тертышных – он знал, что виноват и подставил экипаж.

Достав «Библию»[25], Волынцев начал по внутренней связи зачитывать ее, ставя галочки у каждого выполненного пункта. Некоторые командиры экипажей по лени и самонадеянности сокращали предполетный контроль, а то и вовсе его не проводили, но в Особой авиаэскадрилье это немыслимо. По объективке[26] поймают – штаны спустят.