— Я им дал такой приказ, — пояснил Ринат. — Им сразу показали лечащего врача и одну медсестру, которым можно было сюда входить. Для всех других доступ только в моём присутствии или в присутствии главврача.
Спокойствие Арбатова и его показательное дружеское ко мне отношение могло означать лишь что он, или действительно ни в чём не виноват, или же был невероятно хитрым. Я решил не идти на ненужную конфронтацию. Во-первых, оставалась малая вероятность, что Мирон действительно ни в чём не виновен, а во-вторых, я просто устал от конфронтаций, противостояний и различных конфликтов. Поэтому тоже довольно дружелюбно сказал:
— Мы были уверены, что это ты убил Калгана. Долго объяснять, почему мы так думали, не стану, скажу лишь: главной уликой было то, что ты, по показаниям охраны, пришёл за десять минут до его гибели. А нам при этом говорил, что был с Соломонычем на переговорах.
— Надо всё камерами утыкать! И больницу, и штаб, и все важные места!
Мне не совсем было понятно, почему Арбатов так спокойно к этому относится, впрочем, он почти сразу же прояснил ситуацию:
— Думаю, если бы тебя отравили, то не стали бы ничего тут взрывать, — возразил я.
Отведя подальше от ненужных ушей, сказал:
— Ты зла не держи, — сказал я тут же Мирону. — Извини! Твой арест был необходимой мерой до выяснения обстоятельств.
— Можно и в штаб, — ответил Мирон. — Но что-то совсем хреново. Гул в ушах усиливается. Состояние: будто сейчас сознание потеряю.
— Ему действительно плохо, — сказал Лапыгин. — Но это не от взрыва. В этом плане всё нормально, даже контузии нет. Мне кажется, его самочувствие — это последствия стресса. Но мы этим занимаемся. А лежит он сейчас на втором этаже, в двести пятой палате.
Глушаков уставился на Арбатова, и тут я заметил, как у него от изумления открылся рот. После чего парень уставился на меня и искренне спросил:
— Теперь понятно, — произнёс тем временем всё осмысливший Арбатов. — Понятно, зачем меня убрать хотели. Чтобы не вскрылось, что это не я Калгана убил.
— Мирон! — продолжил я объяснять. — Охранник указал в журнале, что ты сюда приходил. Точнее, что сюда приходил Мирон Арбатов. Но тебя он не узнал в лицо. А того утреннего Арбатова разглядел хорошо. И статы его прочитал. Понимаешь, о чём я?
Путь до реанимации был нам с Ринатом знаком, поэтому мы сразу же туда и направились. Но по дороге встретили Лапыгина, который с присущей ему невозмутимостью спросил:
— Привет, Макс! — неожиданно очень дружелюбно произнёс Мирон, увидев меня. — Я так понимаю, там какая-то нездоровая ситуация произошла, раз ты приказал меня арестовать.
— Тогда иди сейчас на пост и никому не рассказывай, зачем сюда приходил. Скажи: получал нагоняй за плохую работу, если кто спросит.
Я кивнул и остановился.
— И всё? — я посмотрел охраннику прямо в глаза. — Это всё, что ты можешь мне сказать?
— Да уж, — вздохнул Арбатов, а Ринат аж присвистнул после моих слов.
— Да я и не знаю зачем, — ответил Ринат. — Просто приведу сейчас. Вроде, его смена не закончилась ещё.
Глушаков молча кивнул.
— Причина драки? — спросил я.
— Приведи сейчас сюда, как можно быстрее, того парня, который видел, как Арбатов приходил утром, когда Калгана убили. Но не объясняй зачем, просто приведи!
Ещё по дороге в больницу я думал про снайпера. Хоть и была у меня уверенность, что стреляли именно в Ильдара, а не в меня, но наглядный пример того, как легко можно поймать в прицел снайперской винтовки любого из нас, не остался мной незамеченным. Это сейчас я был для чего-то нужен Шаману живым, но всё могло измениться в любой момент. Однозначно стоило более серьёзно относиться к безопасности.
— Ну покушения-то не было. Утром пришёл какой-то врач, хотел войти в палату. Мы не пустили. Он сказал, что ему срочно надо осмотреть пациента. Я ответил, что у нас приказ пускать только тех, кого знаем. Отправили его к главврачу. Сказали, что только вместе с ним впустим.
— И что этот кто-то умеет менять свои статы! — добавил Мирон.
— Ты, Макс, не напрягайся. Не знаю, что там произошло, но я не при делах. Хотя доказать это, скорее всего, не смогу. Но я осознаю, что в нынешней ситуации тебе лучше никому не верить. Поэтому отношусь с пониманием.
— Да какой ещё стресс? — Арбатов опять улыбнулся, несмотря на боль. — Голова просто болит сильно и вообще всё тело ломит. Как у наркомана без дозы. Никогда такого не было, не понимаю, что со мной. Будто отравили чем-то.
— Конечно, он же несколько дней тут уже.
Как же я устал от всех этих загадок и подозрений, но вариантов не было. Впрочем, не отметить, что одной загадкой стало меньше, я не мог. И ещё я хоть и радовался, что Мирон оказался хорошим парнем, но намного сильнее радовало, что Соломоныч меня не обманывал и действительно утром был на переговорах с Арбатовым. Правда, поведение старшего товарища всё равно казалось мне странным, как и отмена приёма в наш клан его бывших товарищей, коммерсов.
— Не его, а палату, в которой он лежал, — уточнил Лапыгин. — И что-то Вы меня удивляете. Будто расстроены этим.