— Я велел Фейду принести простыни и скотч.
— Зачем? — Я была в ужасе. Они собирались замотать моих родителей в простыни и заклеить скотчем?
— Чтобы они могли прикрепить простыни к стенам.
— Ох, — пробормотала я. — Спасибо.
Некоторое время я молчала и просто смотрела на родителей сквозь стекло. Папа сидел на диване, лицом к маме, держал ее за руки и что-то ласково говорил ей. Он был собран и красив, как всегда, и новая седина в волосах только добавляла ему импозантности. Мама выглядела как всегда при встрече с ситуацией, с которой она не могла справиться, и я догадывалась, что отец беседует с ней о нормальных, повседневных вещах, чтобы дать ей опору в новой реальности. Я не сомневалась, что папа повторяет, что все будет в порядке, потому что Джек Лейн всегда так поступал. Он излучал безопасность и защиту, заставлял поверить, что он может исполнить любое обещание. Благодаря этому он и был отличным адвокатом и хорошим отцом. Никакая преграда не казалась мне слишком сложной, никакая угроза не пугала, если рядом был он.
— Мне нужно с ними поговорить.
— Нет, — сказал Риодан.
— Зачем? — осведомился Бэрронс.
Я помедлила. Я не говорила Бэрронсу, что побывала в Ашфорде с В'лейном, не призналась, что слышала, как родители обсуждали обстоятельства моего удочерения. Папа упоминал о пророчестве — о том, в котором говорилось, что я стану погибелью мира.
Нана О'Рейли — девяностосемилетняя старушка, которую мы с Кэт нашли в ее домике у моря, — упоминала о
Мне нужны были имена людей, с которыми папа говорил много лет назад, когда ездил в Ирландию, чтобы найти медицинскую карту заболевшей Алины. Я хотела знать, что
Но я не могла расспрашивать его в присутствии Бэрронса и Риодана. Если они учуют хотя бы намек на пророчество о том, что я могу уничтожить мир, они меня запрут и выбросят ключ.
— Я соскучилась. Мои родители должны знать, что я жива.
— Они знают. Я заснял, как вы входили, Бэрронс показал им запись. — Риодан помолчал и добавил: — На этом настоял Джек.
Я быстро взглянула на него. Что это, слабая улыбка?
Ему
— Жаль, что на самом деле ты не его дочь. У него сильная кровь.
Я ответила Риодану взглядом, которому научилась у Бэрронса.
— Но никто не знает наверняка,
— Моей биологической матерью была Исла О'Коннор, глава Хевена ши-видящих, — холодно сообщила я.
— Правда? Когда Бэрронс сказал мне о словах старухи О'Рейли, я всерьез занялся этим вопросом. Как оказалось, у Ислы был один ребенок, а не два. Ее дочь звали Алина. И она мертва.
— Значит, ты плохо копал, — возразила я. Но внезапно мне стало плохо. Вот почему Нана называла меня Алиной. — Наверное, я родилась позже. Нана об этом просто не знала.
— Исла была единственной из Хевена, выжившей в ту ночь, когда «Синсар Дабх» освободилась.
— Где ты взял эту информацию?
— И для нее не было никакого «позже».
— Откуда ты знаешь? Что тебе известно о моей матери, Риодан? Он посмотрел на Бэрронса. Они обменялись взглядами, которые явно говорили о многом, вот только я не знала этого языка.
Я уставилась на Бэрронса.
— И ты удивляешься, что я не во всем тебе признаюсь? Ты же мне ничего не рассказываешь.
— Оставь, я сам справлюсь, — сказал Бэрронс Риодану.
— Предлагаю справляться получше.
— А я предлагаю тебе на хрен отвалить.
— Мак не сказала тебе, что Книга посетила ее в ту ночь у Дэррока. Проникла в ее разум, считала мысли.
— Я думаю, что «Синсар Дабх» может читать только поверхностные мысли, — быстро уточнила я. — Не все.
— Книга убила Дэррока, потому что узнала от Мак, что ему известен короткий путь. Интересно, что еще она узнала?
Бэрронс повернулся и уставился на меня.
Темные глаза пообещали мне расплату за молчание.
Мои тоже.
Я ненавидела это. Мы с Бэрронсом были врагами. Это сбивало меня с толку и ранило мое сердце. Еще совсем недавно я горевала о нем так, словно потеряла единственного дорогого мне человека, а теперь он вернулся и мы снова противники. Кто решил, что наша судьба — вечно быть врагами?