В огне передовых линий

А штурмовать нам предстояло сильно укрепленные, по господствующим высотам расположенные позиции 3-й горнострелковой румынской дивизии. Ее оборона была насыщена дзотами и пулеметными точками, которые не допустили бы, чтобы мы занимали свой рубеж в светлое время суток. Оставалось ждать сумерек. С одной стороны, это было неплохо. Только что прибывшие подразделения 691-го полка и артиллеристы смогут хоть немного отдохнуть после изнурительного марша. Кроме того, к вечеру ожидалось прибытие 694-го стрелкового полка, и значит, отсюда, от Шапшугской, мы начнем выдвигаться уже в полном составе. Но, с другой стороны, промедление с занятием указанного 383-й стрелковой дивизии рубежа не оставляло командирам подразделений времени, чтобы засветло и на местности провести рекогносцировку и уточнение боевых задач.

Между тем штарм горячился. Оттуда то и дело звонили с требованием немедленно выступить в район Шапарки. Кое-как сумел доказать, что выступать сейчас же нецелесообразно. Потом начали названивать и поторапливать с ускорением движения 694-го стрелкового полка из Кабардинки. Все это отвлекало от работы и потому несколько раздражало. Однако это раздражение как рукой сняло, когда мне вручили письменное распоряжение, подписанное начальником штаба армии генерал-майором Дашевским и начальником оперативного отдела штарма полковником Чигиным: «Командиру 383 сд. Командующий приказал: делать что угодно, но полк должен быть готов на исходном положении к исходу 25.1.43».[27] Прочитав столь не по-военному составленный документ, я невольно улыбнулся. С таким неопределенным приказанием пришлось столкнуться впервые…

В этот момент в блиндаж моего НП спустились заместитель начальника политуправления Черноморской группы войск полковник Л. И. Брежнев и начальник политотдела 47-й армии полковник Μ. X. Калашник, сопровождаемые М. С. Корпяком и П. И. Игнатенко.

— Ну вот, Михаил Харитонович, — сказал Леонид Ильич, — у комдива прекрасное настроение — значит, и в полках такое же. Что так развеселило, товарищ Провалов?

Доложив о боевой обстановке и о том, чем занимается личный состав, я протянул Леониду Ильичу листок полученного приказания. Он внимательно прочитал, тоже улыбнулся.

— Нервничают товарищи, — сказал, возвращая мне бумагу. — Ну, ничего, их понять можно. Надо ведь прорывать оборону-то!.. Давайте-ка лучше поговорим о завтрашнем наступлении.

Леонида Ильича Брежнева у нас в дивизии знали еще с Миуса, когда он приезжал в Красный Луч как представитель Военного совета Южного фронта. Последний раз полковник Л. И. Брежнев навестил соединение в первых числах ноября 1942 года, когда мы только-только выбили противника с рубежа реки Пшиш. Тогда он побывал на передовой почти во всех подразделениях, много беседовал с людьми, с бойцами, командирами, политработниками, с беспартийными и коммунистами. Для каждого у него нашлось и доброе слово, и совет. Но когда, помнится, Леонид Ильич столкнулся с нерасторопностью одного из ротных, он строго спросил его:

— Вы коммунист?

— Так точно, — ответил лейтенант.

— А вот ваш сосед — комсомолец. Он должен учиться у вас. Но чему же учиться, если в его роте люди укрыты от огня как положено, а в вашей — как бог на душу положил?.. Стыдно! И себя не уважаете, и дивизию свою позорите…

Эти слова человек запомнил крепко. Потом хорошо воевал, был награжден боевыми орденами, но как вспомнит ту свою промашку, даже сейчас, спустя столько лет, волнуется и все повторяет: «Надо же было так обмишуриться!..» Я не называю здесь фамилию этого офицера — она названа мной раньше, в числе отличившихся.

…С Леонидом Ильичом Брежневым было легко разговаривать. Он очень быстро входил в обстановку и потом уж понимал тебя с полуслова. Вот и теперь, когда я докладывал ему о боевой задаче дивизии и о том, почему она будет такой сложной, он, глядя на карту, вдруг спросил:

— А на правом фланге поставите тот полк, который еще не прибыл?

— Его, Леонид Ильич. На правом тоже будет нелегко, но все же здесь короче путь для сближения с противником.

— Вот так и скажете бойцам. Они поймут. У нас необыкновенные люди, товарищ Провалов!..

С моего НП Л. И. Брежнев и Μ. Х. Калашник отправились в 691-й стрелковый полк. Там они провели совещание политработников, побеседовали с боевым активом, со многими красноармейцами и младшими командирами. Леонид Ильич Брежнев лично убедился, что люди рвались в бой. После этого он побывал и в 696-м стрелковому полку, а потом уехал на левый фланг армии, в 318-ю стрелковую дивизию.

На рассвете 26 января полковник Л. И. Брежнев снова появился на моем наблюдательном пункте и первое, о чем спросил, покормили ли личный состав. Ответил, что часа два как поели. Сразу и ужин, и завтрак. Все — горячее.

— И сто граммов?

— Без них, Леонид Ильич. В дивизионных тылах запасов не было, а из армейских не подвезли.

— Как настроение в шестьсот девяносто четвертом? Прибыл он?