— Около двадцати, я же вам говорил. — Иванников лежал на спине и, подложив под голову руку, смотрел в одну точку бетонного потолка дота.
— Кто тебе сказал, что военврач Казаринова и главный хирург госпиталя поедут во второй колонне последними? — не успокаивался Григорий, будто от точности ответа Иванникова зависела судьба Галины.
— Майор, уже пожилой, седой. Он, как я понял, — старший колонны. Я у него так и спросил: в какой машине едет военврач Казаринова? Он мне сразу же ответил: Казаринова и главный хирург обрабатывают последние партии прибывших раненых, поедут на последних машинах.
— А когда поедут, не спросил?
— Не спросил. Да майору и разговаривать-то со мной было некогда. Только и спросил: правда, что немцы уже заняли Вязьму?
— А ты?
— А что врать-то? Сказал, что занята. Он плюнул, махнул рукой и побежал к головной машине.
— И колонна тронулась?
— А что же ей оставалось делать?
Над лесом правобережья показались знакомые темные силуэты бомбардировщиков. Шли девятками. Держали курс прямо на мост.
— Ну, Петро, держись!.. Сейчас начнется такое!.. Земля смешается с небом, а небо с землей. Вижу уже четыре девятки… За ними, кажется, еще волна идет…
Иванников припал лицом к бойнице. Теперь уже и он невооруженным глазом видел четыре одинаковые, идущие ровной волной девятки бомбардировщиков. Монотонно нарастающий, вибрирующий гул самолетов начинал сжимать сердце. Не раз Казаринов и Иванников лежали в дорожных кюветах, в траншейных отсеках, в окопах, просто в открытом поле под леденящими душу накатами давящих звуков «юнкерсов». И все-таки не привыкли человеческие нервы спокойно встречать надвигающуюся черную смерть.
Иванников бросил взгляд на серую железобетонную плиту потолка дота.
— Как вы думаете, товарищ лейтенант, выдержит эта штука над нами, если ахнет прямое попадание?
— Думаю, выдержит. Поверх бетона — больше метра земли. А там посмотрим. Лишь бы не угодил перед амбразурой: и нам хана, и проводка в клочья.
Не долетев до моста, девятки разделились пополам, оставив между собой интервал.
«А мост берегут, гады…» — успел подумать Казаринов.
Резкий телефонный зуммер заставил Казаринова и Иванникова вздрогнуть. Голос начальника штаба Григорию показался запальчивым, словно он захлебывался воздухом.
— Видишь, лейтенант?! — неслось из трубки.
— Вижу. С первой волной идут четыре девятки «юнкерсов». За первой идет вторая волна. Первая выходит на бомбежку.
— Жди, лейтенант, моей команды!.. Если в случае прервется телефонная связь…
Первые бомбы разорвались по обеим сторонам моста левобережья. Конец фразы Реутова Казаринов не расслышал: захлестнули разрывы тяжелых авиабомб. Григорий положил телефонную трубку и подполз в угол дота к Иванникову, который, обхватив голову руками, неподвижно лежал ничком, плотно прижавшись к холодной бетонной стенке. Ничком лег и Казаринов, тоже обхватив голову руками. Цельнолитый, толстостенный бронеколпак, изготовленный по спецзаказу на московском заводе железобетонных конструкций, содрогался вместе с землей, врывавшиеся через амбразуру накаты могучих воздушных волн встряхивали Казаринова и Иванникова.
Так продолжалось минут десять. Волны бомбардировщиков, одна сменяя другую, бомбили полосу обороны дивизии. Одно непонятно было Григорию: зачем столько взрывной силы брошено на окруженную дивизию?
Когда кругом все стихло и в голове стоял неприятно-тошнотный звон, Казаринов и Иванников, прижавшись друг к другу, еще некоторое время лежали неподвижно. Первым заговорил Казаринову.
— Ну как, Петро? Хорош был концерт?
— Концерт был ничего, только вот в голове стоит колокольный звон.
Григорий подполз к амбразуре и посмотрел на мост. Он по-прежнему, словно заговоренный, стоял целехонек и невредим. Вся левобережная равнина по обе стороны моста зияла черными кратерами воронок. Окопы, где заняли позиции четыре усиленные роты арьергардного заслона, казались мертвыми. Отмеченная колышками линия залегания кабеля, идущего к мосту, в некоторых местах чернела глубокими черными воронками.
Казаринов вскинул бинокль и, чтобы убедиться в тревожной догадке, проглядел отмеченную колышками линию кабеля до самого моста. «В четырех местах от провода ничего не осталось… Теперь вся надежда на огневой вариант взрыва. Но не поврежден ли детонирующий шнур? И живы ли Вакуленко, капитан и бойцы, что засели рядом с мостом?»
Казаринов снял трубку и принялся крутить ручку телефона. Телефон был мертв. Как ни дул, ни кричал он в трубку — телефон молчал.
— Что вы, товарищ лейтенант?! Хотите, чтоб он работал после такого светопреставления! — сказал Иванников, ведя бинокль вдоль левого берега, искореженного до неузнаваемости. А Казаринов, словно вымещая свою злость на мертвом телефоне, продолжал крутить рукоятку и дуть в трубку. — Товарищ лейтенант!.. Взгляните!.. Кажется, это госпитальные машины!.. Целая колонна!.. На скорости идут к мосту!..