Не успел Казаринов приблизиться по траншее к орудийному окопу третьего орудия, как на пути его вырос заряжающий Солдаткин.
— Товарищ лейтенант, убит Ярыгин.
— Когда?
— При последнем налете, когда вы ушли в штаб полка.
— Остальные?
— Тоняшова засыпало, но мы его вовремя откопали. Оглох, и трясун напал. Контузия. Но ничего, оклемается.
Со стороны леса, пригибаясь и время от времени бросая тревожный взгляд за линию окопов стрелкового батальона, откуда в любой момент могла просвистеть вражеская пуля, бежал боец.
— Кто это бежит к нам? — спросил Казаринов.
— Коновод первого расчета Гуляев… — ответил Солдаткин.
Обливаясь потом, коновод прыгнул в траншею и с трудом, опираясь о дно окопа руками, встал.
— Товарищ лейтенант, бомба угодила — прямо в капонир Ланцова… — Гуляев смотрел испуганными глазами то на Казаринова, то на Солдаткина.
— Ну и что? — спросил Казаринов, тут же почувствовав нелепость своего вопроса.
— От лошадей одни куски, от Ланцова только рука и левый сапог с ногой.
Ветерок со стороны Витебска принес с собой сладковато-тошнотный запах. Казаринов почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Он даже не заметил, как рядом с пим, вынырнув откуда-то из левого отвода траншеи, появился связной командира дивизиона. Этого белобрысого сержанта он приметил давно. Худой, с выпирающим кадыком, который, когда он говорил, челноком сновал снизу вверх, сержант всегда почему-то вызывал у Казаринова невольную улыбку.
— Товарищ лейтенант, вас вызывает на КП командир полка!
— Срочно?
— Сейчас же! Разрешите, я вас провожу?
— Сам знаю дорогу.
Пригибаясь, сержант юркнул в боковой отвод траншеи.
— Товарищ лейтенант, как вы думаете, мы не в окружении? — хмуро спросил Казаринова подошедший Иванников.
Этот вопрос за последние дни Казаринов задавал сам себе не раз. Он, этот вопрос, начал леденить его душу уже несколько дней назад, когда полк еще стоял на Улле, а вернувшаяся в штаб разведка доложила, что немцы, обойдя дивизию, подошли к горящему Витебску с севера и заняли его без боя. Наступившая потом тишина и бездействие противника па другом берегу Уллы подтвердили донесение разведки.
— Мы не в окружении, мы в мешке, — резко ответил Казаринов.
— Так выходить надо… — растерянно проговорил Иванников, вглядываясь в лицо Григория.
— Будет приказ — будем выходить! Прикажут держать позицию на Лучесе — будем стоять здесь! Понятно?!
— Понятно, товарищ лейтенант.
— Передай командирам орудий, что меня вызывают в штаб. — Казаринов направился было по окопу в сторону леса, на опушке которого меж высоких сосен был вырыт блиндаж командного пункта полка, но его окликнул Иванников:
— Товарищ лейтенант, в случае бомбежки — давайте сразу к нам.
— А что у вас? Осколки жарите па тушенке?
— Наша лисья нора выдержит любую бомбу. Троих вместит запросто.
— Спасибо. Если прижмет — прибегу.
Не успел Казаринов пройти и ста метров по направлению к лесу, как услышал знакомый, тянущий за душу гул тяжелых бомбовозов. Прикинув на глаз расстояние до леса, где располагался КП командира полка, и до огневой позиции батареи, он решил вернуться.
Чем быстрее бежал он к окопам батареи, тем гул в небе становился все надрывнее. Было в этом гуле что-то парализующее волю я ослабляющее силы. Вот из-за вершин деревьев синеющего вдали леса показались первые, пока еще нечеткие силуэты-кресты, несущие под своими крыльями тяжелые бомбы. Казаринов па бегу попытался считать. Сосчитал до двенадцати, но тут же сбился, когда за первой волной самолетов хлынула вторая, более мощная…
В орудийный окоп второго расчета Казаринов прыгнул уже тогда, когда появившаяся слева первая девятка «юнкерсов» неторопливо развернулась над окопами батареи. Выстроившись замкнутым кольцом, самолеты один за другим начали выходить в пике.
— Сюда!.. — надсадно крикнул Иванников, выскочивший из норы в стене глубокого отвода орудийного окопа.
Это была действительно нора. О таких порах Казаринов читал только ж книгах об инженерно-полевых сооружениях в годы империалистической войны. Упоминалось об этих норах и на лекциях в военном училище, когда изучали тактику оборонительных боев в позиционной войне русской армии в прошлом веке.
На локтях полз Григорий в непроглядной холодной темени куда-то вглубь и вниз… Потом нора повернула влево. Сзади него, тяжело дыша, полз Иванников.
— За мной, братцы! — услышал Казаринов впереди себя приглушенный голос Солдаткина, который зажег спичку, и только теперь увидел, куда он вполз.
Казаринов огляделся и, переведя дух, хотел было ввернуть шутку и похвалить бойцов за надежное укрытие, но не успел. Над головой и с боков, сотрясая мощными толчками землю, начали рваться тяжелые бомбы.
Спичка сразу потухла. И снова кромешная тьма и свинцовый холод земли сковали Казаринова.
— Сюда!.. До конца ползите, товарищ лейтенант!.. — будто через подушку, раздался глухой, еле слышный крик Солдаткина. Казаринов пополз на крик, а когда наткнулся рукой на сапог Солдаткина, прокричал в ответ:
— Может, хватит? А то, чего доброго, заблудимся.
— Ничего! Я здесь все дороги знаю.