В огне повенчанные. Рассказы

Для троих лисья, нора была тесна. Рассчитанная на двоих, она еле вместила подползшего сзади Иванникова.

А земля продолжала вздрагивать, отвечая на каждую разорвавшуюся бомбу коротким тяжелым вздохом. Казаринов и Солдаткин лежали рядом, лицом вниз, подложив под грудь скрещенные руки и упершись головой в тупик норы, которая в этом месте была шире, чем лаз, и чуть повыше. Прямо на них, обняв их ноги, лежал Иванников. Лопатками он касался потолка лисьей норы.

Лежали молча, Бомбы рвались где-то совсем близко, а некоторые, казалось, — над самой головой…

Вдруг Казаринова обожгла страшная мысль: «А что если вход в лисью нору завалит землей?» Ведь они лежали ногами к выходу. О том, чтобы повернуться головой к выходу из норы, не могло быть и речи. «Как в могиле». Казаринов почувствовал, как на спине у него и на лбу выступил холодный пот. Он уже трижды лежал под сильными бомбежками почти незащищенный, в мелкой — на два штыря лопаты — индивидуальной ячейке, но такого мертвящего ужаса не испытывал.

А разрывы бомб, на какие-то секунды стихая, снова и снова, как гигантская цепная реакция, сотрясали землю.

Выбрав момент между разрывами, Казаринов спросил:

— А если завалит вход?

— У меня здесь кое-что есть, — прозвучал над ухом Казаринова сиплый голос Солдаткина. Слегка приподнявшись на локтях, он пододвинул в сторону Казаринова шанцевую лопату, на которой лежал.

Казаринов нащупал черенок лопаты, хотел спросить, как же они смогут повернуться, если вдруг завалит землей вход в нору, но в это время огромной силы взрыв сотряс землю и воздушной волной ворвался в пору.

Наступила странная тишина. Григорий вначале подумал, что у него заложило уши. Сжавшись в комок, он лежал неподвижно и пытался понять: что же случилось? Почему вдруг взрывы стали сразу как-то глуше, тише, хотя земляной гул не уменьшался?

— Наверное, перенес огонь на окопы пехоты, — сам себя успокаивая, проговорил Казаринов и только теперь почувствовал, что его левая рука онемела.

— Нас засыпало, товарищ лейтенант — послышался голос Солдаткина.

При этих словах у Казаринова от сердца отлила кровь. Никто никогда не считал Григория трусом: ни в детстве, когда среди ровесников он слыл бесстрашным и отчаянным сорванцом, умеющим быстро выйти из сложной ситуации, ни позже, когда прочно связал свою судьбу с военной службой. Лисья же нора с первых минут обдала его чем-то зловещим, потусторонним. А тут вдруг: «Засыпало…» Инстинктивно рванувшись на руках, Григорий ударился затылком о потолок лисьей норы. И снова холодный пот покрыл его спину и лицо.

— Кажется, все кончилось, — прозвучал над ухом Казаринова голос Солдаткина, который, набрав в легкие воздуха, крикнул Иванникову: — Давай задний ход!.. Попробуй ногами, может, оттолкнешь!..

Иванников сполз с ног Григория и пятками вперед двинулся к выходу из норы.

— Может быть, закурим? — спросил Казаринов и удивился своему голосу. Он прозвучал как чужой.

— Повременим, товарищ лейтенант. Воздуха и так маловато. Наверное, присыпало парадный вход.

И снова тишина.

Иванников приполз назад минут через пять, которые Казаринову показались вечностью.

— Чего ты там канителишься? Когда будет команда «На выход!»? — скособочив голову так, чтобы звук летел в сторону выхода из норы, крикнул Солдаткин.

— Черта лысого! Давай лопату!.. — раздался в темноте голос Иванникова.

Пыхтя и переваливаясь с боку на бок, Солдаткин под животом просунул к своим ногам шанцевую лопату.

— Ничего, товарищ лейтенант, самое страшное позади.

Пока Иванников делал боковой подкоп в норе и горстями разбрасывал землю по всему лазу, Казаринов лежал неподвижно, прислушиваясь к его надсадному дыханию и глухим звукам лопаты, входящей в грунт.

— Давай так, чтобы и мы могли развернуться! — сдавленно крикнул Солдаткин.

— Для своих габаритов сам дороешь, — огрызнулся Иванников, продолжая на ощупь орудовать лопатой.

— Когда вы успели вырыть эту шахту? — спросил Григорий.

— Ночью. А вот боковую улитку для разворота не успели, сон сморил, — ответил Солдаткин. С минуту по молчав, он крикнул: — ну чего ты там чухаешься? Ждешь новой бомбежки?!

— А ты не командуй! Без тебя есть кому командовать!

Теперь голос Иванникова доносился из глубины норы громче и отчетливее.

«Откапывает завал», — подумал Казаринов, жадно прислушиваясь к еле слышным звукам лопаты.

Воздуха становилось все меньше и меньше. Дышать стало труднее. Сковывала беспомощность: ни повернуться, ни развернуться. Так прошло с полчаса. Потом Казаринов почувствовал странное состояние — в ушах его будто отлегло. Такое ощущение он не раз испытывал в детстве, когда во время купания в уши попадала вода. Но стоило попрыгать на одной ноге, как неприятное ощущение глухоты и тяжести в голове вдруг само собой в какой-то момент проходило, в ушах слышался приятный щелчок и мир окружающих звуков сразу же оживал во всем своем многообразии тонов и полутонов.

До слуха Казаринова донеслись голоса. Среди них особо выделялся пронзительно-тревожный голос Альменя Хусаннова:

— Где командир?.. Я спрашиваю вас — где комбат?!