Наверх выбежал Полич, чтобы посмотреть, что делает Валька. Кочиев просемафорил приказ:
— Застопорить моторы! Примите на борт людей.
Сорвав с головы бескозырку, Полич засемафорил в ответ:
— Застопорить не. можем, вода зальет моторы. Дотянем до берега сами. Полич снова опустился в отсек. Долго на палубе он оставаться не мог, надо было помогать мотористам, которые из последних сил откачивали воду.
Я очнулся от боли. Это отчаявшийся Валька тряс меня за плечо и плача кричал почти в самое ухо:
— Товарищ командир, товарищ командир!
С трудом приподнявшись, я выглянул в иллюминатор в увидел, как два катера шли бок о бок с нашей «девяткой», словно готовясь в любой момент подхватить ее с двух сторон и поддержать, ежели она станет тонуть.
А волны уже захлестывали палубу, катер все глубже и глубже зарывался в воду.
По левому борту проплывал обрывистый мыс Дооб.
Кочиев знаками показывал Вальке, чтобы он направил катер к нему и выбросился на берег. Валька, хоть и понимал его, но не мог решиться на это без моего приказа.
Медлить было нельзя.
Он испуганно посмотрел на меня, но послушно завертел штурвал. Катер выскочил на прибрежные камни.
Вскоре к нам подошел мотобот и переправил раненых на катер, доставивший нас в Геленджик.
На причале возвращавшихся встречал командир бригады Андрей Михайлович Филиппов. Тут же стояли санитарные машины.
Краснофлотцы вынесли меня на руках с катера и передали санитарам. Подошел Семен Ковтун.
— Куда ранило, Андрюша? — спросил он.
— В живот, навылет.
— Ну, ничего, поправишься, — сказал он, стараясь говорить как можно бодрее. Но видно было, что он опечалился: ранение в живот многие считали смертельным.
— Возьми у меня в кармане кителя комсомольский билет, — попросил я, передай на хранение в политотдел.
Мы расцеловались. Это была наша последняя встреча. Вопреки всему, я выжил, а мой друг Сеня Ковтун погиб вместе со своим катером в следующую ночь.
В госпитале, куда меня доставили, был такой же фронт, как и в Новороссийске. Только тут врачи, операционные сестры и санитары «сражались» за жизнь каждого раненого. Меня оперировал молодой хирург. К сожалению, не знаю его фамилии, но буду помнить его всю жизнь.
После операции меня навестил командир бригады. Вместе с ним пришел Валька. Он рассказал, что прибывший с базы аварийно-спасательный катер заделал пробоины на нашей «девятке», откачал воду и снял с камней. «ТК-93» имел свыше двухсот пробоин различных размеров. После ремонта, пока я находился на длительном лечении в одном из южных городов Черноморского побережья, его водил на боевые операции в Керченском проливе мой друг Виктор Сухоруков. Это был отважный и решительный командир, отличившийся во многих боях. Он служил в отряде Кочиева почти до самого окончания военных действий на Черном море и героически погиб, потопив крупный вражеский транспорт на рейде в Констанце.
Валька уехал учиться в Тбилисское нахимовское училище. За участие в Новороссийской операции он, как и многие члены нашего экипажа, был награжден орденом.
Победа в Крыму
Спустя шесть месяцев я выписался из госпиталя и вернулся на свою «девятку». Экипаж радостно встретил меня. Правда, не было Вальки, не было и главного старшины Ченчика, уехавшего в Тбилисское нахимовское училище воспитателем. Вместо него механиком катера был назначен Зайцев. По инвалидности списали с флота Сашу Петрунина. Но остальные, залечив свои раны, вернулись на катер.
Ранним утром мы вышли из ремонтной базы и направились в Геленджик, куда перебазировалось наше подразделение. Переход был тяжелым — вдоль почти всего Кавказского побережья. Для такого маленького корабля, как наша «девятка», путь немалый. Да к тому же в районе Туапсе нас захватил сильный шторм.
В Геленджике нас ждало разочарование: мы не застали здесь катеров нашего подразделения — они были уже в Анапе, — и нам снова предстоял длительный путь.
Мы работали допоздна, приводя катер в порядок после шторма. Все были в приподнятом настроении: скоро присоединимся к своим и пойдем в бой.
Едва забрезжил рассвет, как мы уже были на ногах: не терпелось быстрее выйти в море. На пирсе собрался личный состав базы.
— Счастливого пути!
— Бейте крепче фашистов! — напутствовали нас.
Взошло солнце. Мы покинули Геленджикскую бухту. Вскоре показался Мысхако. Легендарная Малая земля! Еще совсем недавно здесь бушевало пламя войны, и как память о боях лежали здесь груды позеленевших гильз, виднелись остовы искореженных фашистских «тигров» и «пантер». А колхозники уже трудились на виноградниках. Правда, только женщины, старики, дети. Но они старательно расчищали плантации, подвязывали и подрезали лозы, окапывали их, чтобы уже в этом году получить урожай.
Мы шли вдоль берега, где нам был знаком каждый мысок, каждая бухточка. Сколько раз здесь мы вступали в бой с вражескими катерами!
На минуту застопорили моторы, и весь экипаж выстроился на верхней палубе. С обнаженными головами, в скорбном молчании мы мысленно повторили клятву отомстить за погибших товарищей. Среди них были и мои друзья по училищу лейтенанты Иван Кубрак, Леонид Власов.