В огненном плену

— Дублин — это город с многомиллионным населением, к которому ежедневно добавляется бесчисленное количество приезжих из пригорода и нескончаемый поток туристов, мисс Лейн. Странно было бы, если бы мы пересеклись. Что она имела в виду, говоря «ты даже не знаешь, кто ты такая»?

— Я сама удивилась. Не имею понятия.

— Ни малейшего?

— Ни малейшего.

— Хм. Это все, что она оставила вам? Сообщение?

Она кивает.

— Больше ничего? Ни записки, ни посылки, ни чего-то подобного?

Она чуть двигает головой влево, изображая безмолвный отказ. Я вглядываюсь в ее глаза. Глубоко, очень глубоко в них таится насмешка. Она только что передразнила меня. Мой óрган твердеет.

— И вы не знали, что она имеет в виду, произнося «Синсар Дабх»? Ваша сестра не была с вами откровенна?

— Я думала, что была. Но я ошибалась.

— Кого она имела в виду, говоря о «них»?

— Я думала, что вы сможете мне это объяснить.

— Я не один из «них», если вы на это намекаете. Многие ищут «Синсар Дабх», как в одиночку, так и группами. Мне нужна книга, но я занимаюсь поиском один.

— Зачем она вам?

— Она бесценна. А я коллекционирую книги.

— И только поэтому вы согласны ради нее убивать? И что вы собираетесь с ней потом делать? Продать за баснословную цену на торгах?

— Если вам не нравятся мои методы, держитесь от меня подальше.

— Хорошо.

— Хорошо. Что еще вы можете сообщить мне, мисс Лейн?

— Ничего.

Она ледяным взглядом указывает мне на дверь.

Я смеюсь:

— Кажется, меня выпроваживают. Ну что ж, я отступаюсь от этого дела. Не могу припомнить, когда мне последний раз приходилось отступать.

Я почти прохожу мимо нее, почти оказываюсь у двери, но тут хватаю ее и резко притягиваю спиной к себе. Ее затылок ударяется о мою грудь. Зубы клацают. Она издает неясный звук, выражающий протест, и сразу за ним — еще один, гортанный, не имеющий никакого отношения к протесту. Я обхватываю ее рукой под грудью.

Я могу учуять, когда женщина хочет секса. От нее я почувствовал этот запах в своем магазине. И чую его сейчас. Она пока что не видит себя, она определенно не может увидеть меня, не может признать, чего хочет. Но ее тело это знает. Желание живет в крови. Ему не нужны голова или сердце. Плоть ее — мягкая, розовая. Кровь раскалена докрасна.

— Что вы делаете?

— Без инструкции непонятно? — Я крепче прижимаюсь к ее ягодицам.

— Да вы издеваетесь! Вы совершенно не в моем вкусе, и вы… вы… да сколько вам вообще лет? Фу!

— Твой запах говорит об ином. — Я вдыхаю. Так я могу еще больше насладиться ее близостью.

— Мой запах? Вы что, думаете, будто можете учуять… вы думаете, я… Ой! Отпустите меня! Сейчас же! Отвали! Я буду кричать.

— О, ты обязательно будешь кричать. Это я тебе обещаю.

Под моей рукой бешено колотится ее сердце, она дышит неглубоко и очень часто. Возбуждение меняет линии ее тела, они плавятся и перетекают в новые, соответствующие моим. Когда женщина хочет секса, у нее изгибается позвоночник: едва заметно, мягко смещается основание, резче становится линия в том месте, где поясница переходит в ягодицы. Груди напрягаются и поднимаются, меняется линия подбородка, мышцы рта напрягаются. Я изучал людей на протяжении маленькой вечности. Намерение проникает в каждое их движение. Дорожный атлас внутренних стремлений детально изложен на их коже. Они рождены, чтобы быть рабами.

— Да вы с ума сошли! Я вас не хочу. Убирайтесь из моей комнаты!

— Чтобы вы могли заползти обратно в кровать, поплакать о сестре, которую потеряли, и поразмыслить над собственной некомпетентностью? Нацарапать на бумаге свои смехотворные планы мести? Вы даже не знаете, что означает это слово.

Но она может узнать.

— Вам так не терпится остаться наедине со своим горем? Неужели это горе так хорошо в постели? Когда вы в последний раз забывались в хорошем жестком сексе, мисс Лейн? И забывались ли вообще? Я думаю, что у вас всегда был нежный, милый и гигиеничный секс, а когда он заканчивался, вы лежали и думали, почему же вокруг него столько шума.

— Вы сумасшедший! Вам это известно, верно? Вы совершенно, на фиг сумасшедший. Как вы смеете приходить сюда, угрожать мне, унижать и запугивать, а потом пытаться со мной переспать? И еще смеяться над совершенно нормальным сексом!

— У меня нет ни малейшего желания спать с вами. Я хочу вас отыметь. И не существует такого понятия, как совершенно нормальный секс. Если он «совершенно нормальный», — передразниваю я фальцетом, — его стоит пристрелить и избавить от страданий. Секс либо выносит вам к черту мозги, либо он недостаточно хорош. Вы хотите, чтобы я вынес вам мозг, мисс Лейн? Давайте. Сделайте это. Будьте взрослой девочкой.

Ее тело вздрагивает в моих руках.

— Вы мне даже не нравитесь.

— Вы мне тоже не нравитесь. Но я возбужден, а вы такая влажная…

— Вы не можете этого знать!

Моя рука скользит к верхней пуговице ее ширинки.

— Хотите, чтобы я это доказал? Если вы будете настаивать на своей лжи, у меня не останется выбора.

Я расстегиваю первую пуговицу, за ней вторую. Позвоночник МакКайлы изгибается, сопротивляясь мне, но более мягко, более уступчиво. Человеческое тело поразительно.