В огненном плену

Светлая Королева редко пользовалась этой разрушающей мелодией. Обладание великой силой требовало великой платы. Легенда гласит, что в незапамятные времена их раса украла священную Песнь, как люди украли огонь у своих богов. Это могло означать, что боги были и у Фей, но Король знал правду. Не было ничего, кроме него. Он долгое время искал себе подобных.

Проходили эпохи. Возникали и распадались цивилизации. Недовольный, скучающий Король создавал и уничтожал миры, чтобы создать их снова. Он предпринял равнодушную попытку пожить некоторое время при дворе, с Королевой Светлых, и скоротал несколько столетий, забавляясь ее мелочными интригами. Древние гобелены говорили о том, что она сплела их только ради него. Но взгляды ее были холодны и ограниченны, ее двор — слишком пышен и ярок для глаз, миллионы лет вбиравших черный бархат и звезды, а мелодии этого двора — слишком нестройны без огня.

Он вновь ушел. Раздраженный. Одинокий. Ищущий чего-то, чему не знал названия.

В маленьком мирке, находящемся в дальнем уголке крошечной и совершенно непримечательной галактики, который он посетил сам не зная зачем, он нашел ее. Непредсказуемую, своенравную, счастливую в своем одиночестве, почти неприручаемую — соблазнение ее было вызовом его способностям. Делу ничуть не помогало то, что сам он был мрачным, высокомерным, эгоистичным. И — богом.

«Мне не нужна вторая половина, — сказала она ему. — И уж точно не нужна половина с крыльями и невыносимым характером».

И все же она не сбежала. Она твердо стояла на своем и наблюдала, как он кружит в поисках пути к ее сердцу. Они ссорились, испытывали друг друга, бросали друг другу вызов и выдвигали требования.

Она знала, чего хочет: наилучшего. Он знал, кем является: наилучшим.

Они развивали друг в друге лучшие качества, как подобает истинным влюбленным. Он открыл ее провинциальному разуму галактики неограниченных возможностей. Она напомнила ему, каково это — испытывать изумление, и добавила свежести творениям, давно потускневшим и утратившим новизну. Вместе они ткали вселенные, куда более прекрасные и креативные, чем все то, что он создавал прежде.

И все же его счастье было омрачено тем, чего он никогда не испытывал. Он любил. Он мог потерять. Она была человеком и могла прожить в лучшем случае еще пять десятков лет, а после истечения этого срока ей предстояло завянуть и умереть. Не в силах вынести мысли о ее смертности, Король создал за пределами времени роскошную клетку, где смерть не могла бы ее коснуться.

Будучи дикаркой, она ненавидела клетку, но любовь к Королю оказалась сильней, и она согласилась жить там, пока не наступит день, когда подобное существование станет невыносимым. Они встречались в общем будуаре из света и теней, и их любовь не ведала границ.

И все же Король не мог найти покой. Он знал, что эта женщина своенравна, знал, насколько ей нужна свобода, и хотел, чтобы ее ничто не ограничивало. Он обратился за помощью к Королеве Светлых, но та из ревности отказалась использовать свою магию, чтобы даровать бессмертие его любимой.

В тот день Король поклялся, что лично воссоздаст Песнь Творения, пусть даже для этого потребуется отдать половину вечности и все, что было для него дорого.

Клятвы, как и желания, опасны. В них важна точность формулировок.

Со временем Король начал частично понимать суть Песни, увидел ее основные структурные элементы. Фрагменты, которые он сплавил в почти готовую Песнь, те, что породили его Темных, несовершенных Невидимых, были составлены из точно подобранных частот, бесшовно смыкавшихся между собой, отчего их части становились мелодией более богатой, нежели отдельные ноты, аккорды и вибрации.

Пока он работал, эоны сменялись эонами, и в день, когда Король поспешил к возлюбленной с результатами своего последнего эксперимента, с флаконом нового эликсира для нее, — он обнаружил ее мертвой: она покончила с собой.

По крайней мере он поверил в это с подачи своего коварного врага.

— Они заменимы, все до единой, — настаивал Фир Дорча, темный спутник королевского безумия. — Ты забудешь ее.

Но он не забыл.

— Горе пройдет, — пришепетывала Алая Карга, одно из самых изысканно-ужасных его творений.

Но оно не прошло.

Даже гротескный Чистильщик, воображавший себя богом, собирателем сломанных могущественных вещей, которые ему нравилось чинить, некоторое время отирался поблизости, предлагая утешение или, возможно, всего лишь пытаясь выяснить, не удастся ли «собрать и починить» самого Короля.

Он, однажды почувствовав себя цельным, лишился своей половины без надежды вновь обрести ее. Для того, кто познал подобную любовь, неторопливое течение времени без нее является недожизнью и ничто не кажется настоящим.

Король вплетал их воссоединение в бесчисленные иллюзии, то погружаясь в безумие, то выныривая из него; он говорил с ней так, словно она была рядом и отвечала.

Он проживал ложь за ложью в попытках отрицать невыносимую истину: она сама покинула его, убила себя, чтобы сбежать от него.