– Это нацуги, Бандеровские приспешники, таких сейчас развелось как собак, да вот пострелять некому. Сами не знают что творят – со злостью буркнул старик, достав из кармана потёртого пиджака идеально белый носовой платок, стал с отцовской нежностью обтирать лицо женщине.
– У вас тут давно беспорядки? – Я не верила своим ушам, мой дед погиб в боях за Киев, бедный мой дедушка, неужели он и его боевые друзья с которыми он сражался плечом к плечу освобождая дом за домом, улицу за улицей, каждый день отправляя похоронки близким, бились за каждый сантиметр этих улиц проливая кровь, и для чего… Для того что бы по этим самым улицам вновь маршировали нацисты, только уже Украинские? Как и в сороковых творя грязные бесчинства, поражающие своей жестокостью. – Неужели нашлись люди, которые забыв все ужасы: тысячи жертв, выжженные дотла деревни, виселицы вдоль дорог, страх поколений перед именем Бандеры олицетворяющим террор и смерть, о чём они думают?
– Такие, дочка, думать не умеют. – Старик печально ухмыльнулся. – Да и не по своей воле думают, и не своими ногами идут, не свои мысли в рупор орут.
– Господи, дедушка, что вы такое говорите? – Я не могла скрыть удивления и даже стала говорить громче, его слова тронули за сердце, сорвав пелену с глаз. И только тогда я смогла другими глазами посмотреть на это стадо, то и дело подгоняемое речёвками из рупора, ведомое невидимой рукой.
Россия 1993 – Украина 2013, все пазлы сложились в голове. Сценарий событий почти не изменился, поменялись лишь лозунги, причинно следственные связи, события, и всё происходящее не хаос и не ночной кошмар, а начало чего-то более большого и зловещего, хорошо спланированного и не раз отработанного в волне оранжевых и бархатных революций. А кто в новой Украинской пьесе мы? Частичка в пространстве живущая в потоке времени, постоянно стремящаяся от порядка к хаосу. Риторический вопрос. Всё ли стремится к хаосу?
– Я стар – продолжал старик – и лгать не умею, что вижу и слышу, то и говорю. Они? – Он махнул в сторону мальцов, жавшихся друг к другу в углу кирпичного холодного дома.
– Да… – я опустила глаза, мне стало стыдно за то, что при первой встречи с этими малышами в поезде, не была рада им так, как сегодня. Там я была эгоисткой, я думала о другом, о своём Коле, его родне и предстоящей встречи.
В душе они немного напрягали меня, суетясь напротив, шурша и капризничая не желая спать, не давая собраться с мыслями. Да и их мать говорила со мной непонятными тогда для меня загадками. А я была так далека от них, они казались мне чужими на столько, что эта бездна была тогда непреодолимой для меня. Но это было тогда. По настоящему чужим человек может стать только тогда, когда с ним связывает душа, любовь, истинное чувство осквернённое предательством. Нет, теперь они не чужие мне, теперь они намного дороже его, того кто предал не удержал от глупости, оставил. Когда нет ни плеча, ни поддержки начинаешь ценить то, что раньше казалось совсем не важным. А может он ищет меня, вглядываясь в толпы, бродит по переполненным зевак и демонстрантами улицам? Может в его сердце остался хоть огонёк любви ко мне? Или он уже дотлел, оставив лишь пепел разносимый ветром, как и та лента на улице. Ведь вся его семья отвергла меня, как и те люди, проходящие мимо беды этой женщины, теперь мы с ней как родня, брошенные и чужие нам нет места среди них в этой обезумевшей стране.
Глава 4
А он все бежал и бежал. По освещенным улицам и тёмным переулкам, знакомым с детства. Вглядываясь в каждое из тысяч лиц ища в них лишь одно. Иногда ему казалось, что она так близко, но окрикивая, либо догоняя заветную цель, она вновь ускользала от него словно спасительный мираж в центре безжизненной пустыни. Любимые черты дымкой проносясь в сознании казались ещё более нереальны, глаза то и дело цеплялись за чужие лица ища те самые глаза, волосы, нос, но всё было тщетно. Её волосы, но не её лицо, похожие глаза, но чужие черты. Темнело стремительно быстро, а поиски так и не дали желаемого результата.
Он остановился, посредине улицы, будто впереди перед ним выросла непреодолимая стена. Что-то невидимое удерживало его на этом месте. Он не мог понять что это и что с ним. Буд-то отбирая последние силы, кто-то заставлял оставаться на месте. В глаза бросилось дерево, серое и опустевшее как и его сердце, освободившись от старой листвы уже в будущем году его окрасят новые, но может ли быть так с сердцем, может ли оно забыть прежнюю любовь возродить другое чувство, другую жизнь?