Въ огонь и въ воду

— Ахъ! еслибъ это была правда! вскричалъ Гуго, взглянувъ на нее пламеннымъ взоромъ.

Взволнованная еще и на слѣдующій день и сама удивляясь этому волненію, графиня, подъ предлогомъ утомленія, приказала не принимать никого и допустить одного только защитника графа де-Колиньи.

— Благодаря вамъ, я только и видѣла во снѣ, что приступы, вооруженія да битвы, сказала она ему; но если вы говорите съ такимъ жаромъ, съ такимъ огнемъ о дѣлахъ военныхъ, то что бы это было, еслибъ вы заговорили о дѣлахъ сердца?

— Та, кто доставила бы мнѣ случай пролить мою кровь для славы его величества въ славномъ предпріятіи, узнала бы объ этомъ очень скоро.

— Какъ! вы согласились бы разстаться съ ней?

— Да, но для того только, чтобы сдѣлаться достойнѣй ея любви.

— Но развѣ она… графиня де-Монлюсонъ согласилась бы также?

— Кто вамъ говоритъ о графинѣ де-Монлюеонъ? Не отъ нея же, полагаю, зависитъ экспедиція.

Олимпія улыбнулась.

— Вы такъ усердно хлопочете за графа де Колиньи, продолжала она, и никогда ничего не просите для себя самого. Почему это?

— А чего же мнѣ еще просить, когда я сижу одинъ съ обергофмейстериной королевы, одного взгляда которой добиваются всѣ придворные; когда-та, кто была Олимпіей Манчини, самая прелестная изъ прелестныхъ племянницъ великаго кардинала, благоволитъ меня принимать и выслушивать; когда наконецъ эта царица красоты, графиня де-Суассонъ, позволяетъ мнѣ подносить къ губамъ ручку самой плѣнительной женщины въ королевствѣ?

Графиня не отняла руки, взглянула на него нѣжно и кокетливо, и спросила:

— А вамъ очень хочется, чтобы графъ де Колиньи былъ назначенъ командиромъ арміи, которую посылаетъ король на помощь своему брату, императору германскому?

— Это было бы мнѣ дороже всего, еслибы, когда я добьюсь этого, не оставалось еще другого, что мнѣ еще дороже.

— Что же это такое?

— Вашъ гнѣвъ не поразитъ меня, если я осмѣлюсь признаться.

— Прощу васъ,

— Если такъ, графиня, то я больше всего дорожу желаннымъ случаемъ — броситься къ ногамъ той, которая даетъ мнѣ возможность за-платить долгъ благодарности!

— У васъ такіе основательные доводы въ пользу графа де Колиньи, что я начинаю находить его честолюбіе совершенно законнымъ… Я рѣшаюсь поговорить съ королемъ.

— Когда же, графиня?

— Да сегодня же вечеромъ, можетъ быть.

— Тогда — наше дѣло выиграно! сказалъ онъ, опускаясь на колѣна. Олимпія медленно поднялась и сдѣлала ему знакъ уйдти.

— Я отсылаю васъ не потому, чтобъ разсердилась, но вы меня взволновали вашими разсказами о благодарноcти и войнѣ, о любви и славѣ… Мнѣ нужно остаться одной, подумать, сообразить. Мы скоро опять увидимся… Надѣюсь, что ьы покажете себя достойнымъ моего участія.

Гуго поклонился и вышелъ. Вечеромъ, разговаривая съ Брискеттой, Олимпія сказала:.

— Онъ уменъ, этотъ графъ де-Монтестрюкъ… онъ пойдетъ далеко!

— Надѣюсь, возразила горничная, если какой нибудь добрый ангелъ прійдетъ къ нему на помощь.

— Добрый ангелъ или благодѣтельная фея…

— Я именно это и хотѣла сказать.

Въ этотъ самый день, около полуночи, когда Гуго, окончивъ свою службу въ Луврѣ, возвращался въ отелъ Колиньи, Коклико подбѣжалъ къ нему проворно, вздохнулъ, какъ будто уставши отъ ожиданья, и сказалъ;

— Ахъ, графъ! тамъ кто-то васъ ожидаетъ.

— Кто такой?

— Кузенъ… нѣтъ — кузина дьявола… посмотрите сами!

Монтестрюкъ взглянулъ въ ту сторону, куда указывалъ Коклико, и увидѣлъ въ большихъ сѣняхъ на подъѣздѣ черный силуэтъ женщины, закутанной въ широкія складки шелковаго плаща и съ капюшономъ на головѣ. Онъ сдѣлалъ шагъ къ ней; она сдѣлала два шага и, положивъ легкую ручку ему на плечо, спросила:

— Хочешь идти за мной?

— Куда?

— Еслибъ я могла сказать это, ты уже зналъ бы съ перваго же слова.

Коклико потянулъ Гуго за рукавъ, нагнулся къ его уху и прошепталъ:

— Графъ, вспомните, умоляю васъ, маленькаго слугу, который чуть не сдѣлалъ, очень недавно, изъ совершенно здоровыхъ честныхъ людей — бѣдныхъ израненыхъ мертвецовъ.

— Одно и то же не случается два раза сряду, возразилъ Гуго.

— Въ тотъ же день, можетъ быть, проворчалъ Коклико, но черезъ нѣсколько недѣль — это бываетъ!

— Если боишься, то оставайся, продолжала домино; если ты влюбленъ, то иди.

— Идемъ! отвѣчалъ Гуго, съ минуту уже наблюдавшій внимательно незнакомку.

Она пошла прямо къ параднымъ дверямъ и, выйдя на крыльцо, живо схватила Гуго за руку. Она загнула за уголъ улицы, подошла къ каретѣ, возлѣ которой стоялъ лакей, сдѣлала знакъ, подножка опустилась, однимъ прыжкомъ она вскочила въ карету и пригласила Гуго сѣсть рядомъ.

— Пошелъ скорѣй! крикнула она.

Кучеръ стегнулъ лошадей и карета изчезла изъ глазъ испуганнаго Коклико, который собирался бѣжать за своимъ господиномъ.

— Онъ, можетъ быть, и не умретъ отъ этого, прошепталъ честный слуга, но я скоро умру навѣрное, если такъ пойдетъ дальше!

Пока онъ готовился пронести безсонную ночь, карета съ Монтестрюкомъ и незнакомкой скакала во весь опоръ по лабиринту парижскихъ улицъ. Гасконца занимали, казалось, мысли менѣе печальныя. Вдругъ онъ охватилъ рукой тонкій станъ своей таинственной путеводительницы и спросилъ весело: