Въ огонь и въ воду

Онъ отступилъ шагъ назадъ и, не спуская съ нея глазъ, началъ такъ:

— Осмѣльтесь признаться, зачѣмъ вы ѣдете въ Зальцбургъ? Попробуйте отречься, что не для того, чтобъ встрѣтиться съ графомъ де Монтестрюкъ? Достанетъ-ли у васъ смѣлости сказать, что вы не назначили ему тамъ свиласья?

— Да сознаюсь же, напротивъ, сознаюсь!

— Какъ! сознаетесь? и мнѣ, Гаспару-Генриху-Готфриду де Сент-Эллисъ?…

— Да, безъ сомнѣнья… кому-жь и сознаться, какъ не вамъ, его другу, его лучшему другу?

— Я - другъ его?… никогда! я терпѣть его не могу!

Услышавъ это, принцесса зарыдала и, ломая руки, воскликнула въ отчаяньи:

— Но чтожь со мной будетъ, если вы меня здѣсь бросите?… въ незнакомой сторонѣ, безъ всякой помощи, съ опрокинутой каретой!… Каждый лишній часъ грозитъ ему бѣдой.

— И отлично! пусть попадетъ онъ прямо въ адъ, къ сатанѣ!

— Гуго? да что жь онъ вамъ сдѣлалъ? за что это?…

— Какъ! что онъ мнѣ сдѣлалъ? ну, признаюсь, на такой вопросъ только и способна женщина, да еще итальянка! Что онъ мнѣ сдѣлалъ, этотъ проклятый Монтестрюкъ? да спросите лучше, чего онъ мнѣ не сдѣлалъ?

— Что-жь такое?

— Величайшее преступленіе въ моихъ глазахъ: онъ васъ любитъ!

— Онъ? О! если бъ то Господь далъ, чтобъ такъ было!… тогда дѣла не были бы въ такомъ отчаянномъ положеніи!

Тутъ гнѣвъ маркиза перешелъ всѣ границы.

— Вы жалуетесь, что онъ васъ не любитъ! Какая неслыханная смѣлость! А посланная въ Мецъ записка, въ которой вы говорите такимъ нѣжнымъ языкомъ? А требованье, чтобъ онъ поспѣшилъ въ Зальцбургъ къ предмету своей страсти? Наконецъ самое присутствіе ваше здѣсь, на этой дорогѣ — не лучшее-ли доказательство цѣлой цѣпи предательства и измѣны, которыя бѣсятъ меня и вопіютъ о мщеніи?

Принцесса смотрѣла на маркиза заплаканными глазами.

— Что вы тамъ говорите о мщеніи? сказала она жалобно, никогда вы не съумѣете отомстить мнѣ такъ, какъ судьба уже мститъ… Увы! вы обвиняете Монтестрюка въ любви ко мнѣ, а онъ весь занятъ мыслью — понравиться другой! И для этой-то другой, для графини де Монлюсонъ, я скачу во весь опоръ середи Германіи! Обожаемой его Орфизѣ грозитъ страшная опасность. Я знаю, что лишиться ея — для него хуже, чѣмъ умереть, и вотъ я ѣду спасать ее…

— Вы?

— Да, я! Еслибъ мнѣ сказали прежде, что я сдѣлаю когда-нибудь то, что теперь дѣлаю, — я бы ни за что не повѣрила! Я не обманываю васъ, а говорю, какъ оно есть на самомъ дѣлѣ. Любовь къ вашему другу — не качайте такъ свирѣпо головой, онъ вашъ другъ и будетъ вашимъ другомъ, такъ нужно любовь эта меня совсѣмъ переродила. Я ужь и не знаю, право, что за сердце у меня въ груди. Я вытерпѣла всѣ муки ревности, я плакала, я умоляла, я проводила безсонныя ночи, я томилась по цѣлымъ часамъ, я призывала смерть, не имѣя духу сама искать ея, — и вотъ послѣдствія всего этого! Какая-то неодолимая сила вынуждаетъ меня посвятить ему всю жизнь мою. Мнѣ бы слѣдовало бросить на гибель соперницу, я бы должна была ее ненавидѣть всѣми силами души, отдать ее, беззащитную, такому человѣку, который ни передъ чѣмъ не отступитъ. Нѣтъ! не могу! Дѣло не въ ней, а въ немъ! понимаете?

Маркизъ де Сент-Эллисъ ходилъ взадъ и впередъ по дорогѣ, слушая Леонору, кусая свои усы, пожирая ее глазами, волнуясь между гнѣвомъ и жалостью, но сильнѣй всего поддаваясь удивленью.

— Что вы тамъ разсказываете? вскричалъ онъ наконецъ, вы говорите, что любите его, а онъ васъ не любитъ?

— Къ несчастью, именно такъ.

— Да что онъ, слѣпъ, что-ли, скотина?

— Увы! совсѣмъ не слѣпъ: у него вѣдь есть же глаза для графини де Монлюсонъ!

— И это для нея вы пустились теперь въ путь?

— Вы сами это скоро увидите, если только поможете мнѣ теперь.

— Что же надо дѣлать?

Принцесса подскочила и, взявъ обѣ руки маркиза, сказала въ порывѣ радости:

— Ахъ! я вѣдь знала, что вы меня послушаете и что мой голосъ найдетъ отголосокъ въ вашемъ сердцѣ!

— Я пока ничего еще не обѣщалъ… Объяснитесь, пожалуйста…

— Графиня де Монлюсонъ поѣхала въ Вѣну единственно для того, чтобъ быть поближе къ графу де Монтестрюку…

— Что, развѣ она его тоже любитъ?

— А вы этого не знали?

— Значитъ, весь свѣтъ его любитъ, разбойника?

— Человѣкъ, который желаетъ его только за богатство и за титулъ, рѣшился воспользоваться случаемъ, чтобъ похитить ее…

— Вотъ это очень мило!

— А что совсѣмъ ужь не такъ мило, такъ это — пользоваться беззащитностью одинокой женщины, съ слабостью, довѣрчивостью, чтобъ принудить ее, хоть бы силой, не имѣть другаго прибѣжища, какъ къ состраданію похитителя.

— Тьфу, какая мерзость! ну, моя страсть къ приключеніямъ не доходитъ до такихъ подвиговъ.

— Я никогда въ этомъ не сомнѣвалась…

— А какъ зовутъ этого ловкаго человѣка?

— Графъ де Шиври. Онъ ускакалъ впередъ; онъ ужь теперь, можетъ быть, въ Зальцбургѣ и, повѣрьте, ни передъ чѣмъ не остановится, лишь бы добиться своей цѣли. Именно для того я и собралась вдругъ ѣхать къ ней, чтобъ предупредить, предостеречь ее отъ этого страшнаго Цезаря… чтобъ помочь ей и вырвать у него изъ когтей,

— Вы? этими вотъ маленькими ручками? Хоть вы и принцесса, а все-таки женщина, да еще и одна, что жь вы можете сдѣлать?