Въ огонь и въ воду

Гуго выхватилъ шпагу и бросился на грабителей. Какъ только самый отчаянный изъ нихъ упалъ отъ перваго же удара, всѣ прочіе бросились бѣжать, опасаясь, чтобъ дозоръ не вмѣшался въ дѣло, если борьба затянется далѣе. Гуго и не думалъ ихъ преслѣдовать и уже вкладывалъ шпагу въ ножны, какъ вдругъ дверца портшеза отворилась и изъ него вышла дама, закутанная въ плащъ и съ черной бархатной маской на лицѣ.

— Если она старая и дурная, сказалъ себѣ Монтестрюкъ, то пусть это доброе дѣло зачтется мнѣ, по крайней мѣрѣ, на небесахъ.

Незнакомка взглянула на него, пока онъ кланялся.

— Послушайте, что это значитъ? спросила она.

— Извините, но я самъ хотѣлъ спросить васъ объ этомъ, отвѣчалъ Гуго, успокоившись: голосъ былъ молодой и свѣжій.

— Извините и вы меня, я привыкла спрашивать, но не отвѣчать.

Дама толкнула ногой тѣло человѣка, котораго ранилъ Гуго; онъ не двинулся.

— А! вотъ какъ вы ихъ отдѣлываете! продолжала она, взглянувъ опять на своего защитника.

— Да, я ужь такъ привыкъ, отвѣчалъ Гуто тоже гордо, не желая уступить и въ этомъ незнакомкѣ; когда я бью, то всегда падаютъ.

Она осмотрѣлась кругомъ. Изъ двухъ носильщиковъ и двухъ лакеевъ, которые были при ней, одинъ былъ убитъ, двое убѣжали, четвертый стоналъ подъ стѣной, возлѣ опрокинутаго портшеза.

— Милостивый государь, продолжала дама, когда спасаютъ кого-нибудь, то тѣмъ самымъ отдаются имъ въ распоряженіе.

— Приказывайте. Что я долженъ дѣлать?

— Не угодно-ли проводить меня домой, но съ условіемъ, что вы не будете стараться увидѣть меня, ни узнавать, кто я.

— Боже сохрани! Ужь и то иногда бываетъ скучно, что надо смотрѣть на тѣхъ, кого знаешь, и знать тѣхъ, на кого смотришь.

— Какая дерзость!

— Вотъ это самое слово мнѣ сказали ужь разъ сегодня, и потому-то мнѣ не хочется говорить ни съ кѣмъ.

Незнакомка подошла къ раненому лакею и, толкнувъ его ногой въ плечо, сказала:

— Перестань стонать, и маршъ!

Бѣдняга всталъ и потащился кое-какъ къ концу переулка.

— Пріятное приключеніе, нечего сказать! проворчала незнакомка, идя за нимъ, и вотъ бы посмѣялись, еслибъ узнали, съ кѣмъ оно случилось!

— Посмѣялись бы или поплакали, сказалъ Гуго, шедшій рядомъ.

— А! а почему вы такъ думаете?

— Потому что одно безъ другаго не бываетъ. Женщины, какъ кошки, то прячутъ когти, то царапаются… Когда одни смѣются, другіе плачутъ.

— Вы это знаете?

— Что бы вы подумали обо мнѣ, еслибъ я не зналъ!

— Немного или много?

— Довольно, чтобъ не имѣть желанія дѣлать новые опыты.

Разбуженный шумомъ, жилецъ одного изъ сосѣднихъ домовъ, не слыша больше ничего, приотвориль немного окно, чтобъ узнать, что случилось. При свѣтѣ бывшей у него въ рукахъ свѣчи, дама посмотрѣла на Гуго внимательно, почти въ упоръ. Гуго разсмѣялся.

— Мое лицо говоритъ вамъ что-нибудь?

— Ничего.

— Ему больше и сказать нечего. Мы встрѣтились съ вами, какъ два ночныхъ призрака.

Скоро показались стѣны большаго сада; сквозь деревья виднѣлся смутно въ темнотѣ дворецъ.

— Э! да это Люксамбуръ! сказалъ Гуго будто самъ себѣ.

— Теперь мнѣ ужь нечего здѣсь бояться; можете уйдти.

Монтестрюкъ внезапно остановился и ужь было повернулся назадъ, чтобъ идти, какъ вдругъ она его удержала.

— А еслибъ мнѣ пришла фантазія поблагодарить васъ, не ужели вы не дали бы мнѣ къ этому способа? спросила она, удивляясь, что онъ такъ скоро ее слушаетъ.

— Ничего нѣтъ легче. Угодно вамъ снять перчатку?

— Вотъ, сказала она, подумавъ съ минуту.

Она подала ему тонкую, гибкую, изящную руку, уходившую въ шелковый рукавъ.

Гуго взялъ ее почтительно концами пальцевъ и, снявъ шляпу и поклонившись, поднесъ къ губамъ. Выпрямившись, онъ сказалъ ей:

— Теперь я долженъ благодарить васъ.

Онъ еще разъ поклонился незнакомкѣ и ушелъ, не поворачивая головы, между тѣмъ какъ она слѣдила за нимъ глазами.

— Э! э! сказала она, человѣкъ съ сердцемъ, а будетъ придворнымъ!

Фраза, которою заключила Орфиза де Монлюсонъ свой разговоръ съ графомъ де Шиври, когда ушелъ отъ нея Монтестрюкъ, заставила сильно задуматься раздражительнаго Цезаря. Онъ хорошо зналъ женщинъ и слѣдовательно зналъ также, что многія изъ нихъ любятъ извѣстную смѣлость въ рѣчахъ и въ поступкахъ. Онъ чувствовалъ, что Гуго, не испугавшись сдѣланнаго Орфизой пріема и ея насмѣшливой улыбки, выигралъ много въ ея мнѣніи. Сверхъ того, онъ выпутался удачно изъ такой бѣды, въ которой другіе могли бы потерять или свободу, или жизнь, и не только ничего не проигралъ, но напротивъ пріобрѣлъ милостивое вниманіе короля. Если онъ вышелъ съ такимъ успѣхомъ изъ положенія труднаго, то чего нужно было ожидать отъ такого человѣка, когда ему подуетъ попутный вѣтеръ?