В океане "Тигрис"

Цивилизация отнюдь не мерится электронными зажигалками и карманными транзисторами — расхожий тезис; мы вновь убедились в его справедливости. Люди, в гости к которым мы приехали, не могли похвастать ни образованностью, ни достатком, их жизненный кругозор вряд ли простирался за пределы затерянного в болотных джунглях островка, но осанка их была независимой, взгляды — гордыми, манеры — полными достоинства и ненавязчивого радушия.

Они не дичились, не попрошайничали, а приняли нас без церемоний и по-дружески поделились всем, чем могли.

Показали свои дома, покатали на плоскодонках — тут-то я и «блеснул», снискав у хозяев веселые улыбки. Угостили лепешками, похожими на кавказский лаваш, — так же, как лаваш, они пеклись, пришлепнутые к внутренним стенкам глиняной раскаленной печи. А у огня тем временем готовился знаменитый «мазгуф», не на огне, а именно у огня: рыба кладется рядом с костром, сперва пламя поджаривает один ее бок, затем другой, сверху все обуглено, зато под корочкой — объедение.

АВГУСТОВСКИЙ КАМЫШ

Почва островка, как я упоминал, была зыбкой, подавалась под ногой, пружинила. «Торф?» — спросил я. И услышал удивительный рассказ о том, как из камыша местные жители делают не только дома, но и «землю».

На болотах трудно найти клочок суши, пригодной для житья. Несколько семей вяжут камыш, мастерят из него плот, ставят шалаши, загоняют скот, сами грузятся — и пускаются в плавание без руля и без ветрил, куда понесет, туда и ладно.

Постепенно плот намокает, притапливается, его толщину наращивают, укладывая свежие вязанки, благо камыша вокруг сколько угодно. Странствия плавучего острова завершаются тем, что он утыкается в берег или застревает на мели и его население снова обретает оседлость. Из крошащихся, преющих стеблей, навоза, пыли, наносимой ветром, понемногу — это длительный процесс! — образуется субстанция, на которой даже может что-то произрастать. Деревня, где мы гостили, как раз и расположена на таком острове, давно уже ставшем на прикол.

В сравнении, скажем, с камышовыми мечетями эти острова из соломы вовсе не являются чудом инженерно-строительной мысли. Но Тура — возвращаюсь к его прошлогоднему приезду сюда — заинтриговали именно они. Они были единственными плавающими сооружениями из берди, с которыми он здесь столкнулся, — плетеных лодок в болотной стране не строили давным-давно, — и он не понимал: как так? Принято считать — и пробы подтверждают, — что камыш держится на плаву без просушки всего две недели, а эти самые плоты, прежде чем ощутимо намокнут, плавают месяцами. Что им помогает?

— Август, — ответили «болотные арабы». И объяснили, что для строительства плотов годится не всякий берди, а лишь тот, что срезан в августе. В августе он, как говорится, в самой поре: достиг спелости, но еще не начал стареть. И его плавучесть в это время высока изумительно.

— Первое, о чем я подумал, услышав это, — вспоминал Тур, — было: не опоздал! Успел!

Он имел в виду близкое будущее страны болотных арабов. На страну наступают нефтяные вышки, ширится заготовка камыша в промышленных целях — скоро жизнь здешнего народа необратимо изменится. Вероятно — хотим верить в это — она станет лучше. Но старинным секретам, и сейчас уже умирающим, места в ней не найдется.

— Представьте себе! Судьба интереснейшей научной загадки зависела от того, помнят ли шумерские потомки, в каком месяце их пращуры принимались срезать камыш!

Едва было произнесено «августовский», календарь экспедиции «Тигрис» получил начальную точку отсчета. Замыслов, предположений в достатке имелось и раньше, но только теперь проблема стала на практическую основу.

Покидая — ненадолго! — болотную страну, Тур был счастлив.

РЕЗЮМИРУЮ

Тур — стратег.

Устраивая для нас, вопреки срокам, настроениям, здравому, казалось бы, смыслу, эту экскурсию, он преследовал дальние цели.

Естественно, он хотел, чтобы мы отдохнули, переключились, разрядились, но стремился не только к этому.

Верный своему правилу приобщать экипаж к сверхзадаче, Тур мечтает на «Тигрисе», как и на «Ра», иметь в нас не просто исполнительных матросов, а своих единомышленников и сподвижников. Он ждал, что здесь, в краю камыша, мы хотя бы вскользь, намеком переживем тот эмоциональный взлет, который пережил он сам, когда понял, что его смутные планы могут стать реальностью. И его ожидания, на мой взгляд, оправдались.

Вряд ли ошибаюсь — мне кажется, что все мы, даже самые прагматичные из нас, после сегодняшней поездки глубже заинтересовались древними шумерами, их таинственной полустертой историей, и полней ощутили, что нам предстоит что-то большее, чем экзотический рискованный аттракцион: не на мотоцикле по проволоке и не в бочонке через Ниагару…

Еще одно немаловажное обстоятельство, без сомнения, учитывал Тур, вырвавшись за пределы строительной площадки и повседневных обязанностей, мы впервые осознали себя не бригадой судосборщиков, а экспедицией — и за сегодня, пожалуй, узнали друг друга ближе, познакомились тесней, чем за предыдущие недели, отданные делу и только делу.