В оккупации. Дневник советского профессора

Отдел здравоохранения управы направил меня к врачу немецкой комендатуры, доктору Вернике, для работы в медицинской комиссии по отбору рабочих, посылаемых на работу в Германию. Вернике принял меня вполне корректно. К счастью, все места в этой комиссии были уже заняты другим врачами. Говорю «к счастью», потому что работа в этой комиссии, как мне говорили, сводится к выполнению жандармских функций. Врачи под давлением немцев принуждены признавать здоровыми людей заведомо больных. Доктор Вернике заявил мне, что в ближайшее время он пошлет меня в Германию для сопровождения в качестве врача транспорта рабочих, направляемых туда на работу. Я сказал ему, что я после голода чувствую себя еще очень слабым и боюсь, что не вынесу путешествия. Он мне ответил, что кормить меня будут очень хорошо, что я поправлюсь и что по приезде в Германию я получу двухнедельный отпуск. Возражать не приходилось, во-первых, потому, что я безработный и меня все равно немцы куда-нибудь послали бы на работу; во-вторых, потому, что приобретенная мною мука быстро тает и ее не хватит нам до лета: уезжая, я освобождаю свою семью от лишнего рта и, наконец, потому, что я постараюсь использовать эту поездку, для того чтобы пробраться к моей матери, живущей в Ницце, на юге Франции. Может быть, мне удастся найти себе там работу, перевести туда семью и прожить в неоккупированной немцами зоне до конца войны. Если бы это удалось, это спасло бы семью от ужасов голода и войны. Моя мать живет в Ницце с 1904 г. Ее там все знают. Это обеспечит мне устройство на работу до конца войны.

6 марта

Я соскучился по научной работе. Ведь с 1920 г. я беспрестанно работал в лабораториях, писал научные работы, собирал научные материалы. С приходом немцев и занятием ими здания Института ортопедии ценнейшие научные материалы погибли. Это непоправимая потеря! И все же хочется работать – написать учебник по биомеханике и руководство по антропологии. Хочется закончить некоторые начатые раньше научные статьи. Но это невозможно. Из-за холода я живу с семьей в кухне рядом с плитой. Разложить материалы негде. Кроме того, обстановка не благоприятствует сосредоточению. Очевидно, с научной работой нужно повременить. А ведь жить в умственной бездеятельности очень мучительно.

Я часто хожу на базар и продаю тетради. Проходя мимо людей, толпящихся на толкучке, я кричу: «Тетради! Купите тетради! Дешево продаю!» Каждую тетрадь я продаю по два рубля, но часто я отдаю товар за полтора рубля, т. е. относительно очень дешево по нынешним ценам. Испытываю мучительное чувство унижения, когда мне приходится торговаться и расхваливать свой товар. Что поделаешь? Нужны деньги! Некоторые люди узнают меня. Вчера какие-то хулиганы кричали мне: «Вот это профессор! А тоже спекуляцией занимается! Вот так профессор!» Очевидно, этот субъект – сам спекулянт, так как по лицу не видно, чтобы он голодал. Нашел в чем упрекать меня: в спекуляции! Я дошел до крайней степени обнищания. Стал бы я ходить на базар продавать вещи, если бы у меня были деньги!

10 марта

В Харькове очень много мадьяр. Они расхаживают по базарам и спекулируют. Сейчас цены на золотые вещи сильно пали: золотое обручальное кольцо стоит 200 рублей, а коробка спичек продается по 25–30 рублей. Вот и получается, что за 7 или 8 коробок спичек мадьяры выменивают себе золотое кольцо. До войны коробка спичек стоила 2 копейки, да и сейчас в Германии она стоит 3 пфеннига. Вот и получается, что таким образом можно приобрести золотое кольцо за 15 или 16 копеек, или за 20 пфеннигов! Какие огромные деньги зарабатывают некоторые спекулянты!

11 марта

Около Благовещенского базара находится маленькая бойня. У ее двери толпятся люди. Немцы, работающие на бойне, выносят корыта, наполненные кровью и внутренностями убитых животных. Они выбрасывают содержимое корыт на грязный снег. Тогда люди бросаются, давят друг друга, дерутся и вырывают друг у друга из рук желудки и кишки зарезанных волов. Дикие сцены! Сегодня мне особенно запомнился один мужчина в пальто и в роговых очках, по-видимому интеллигент. Он схватил обеими руками один желудок и тянул его к себе, не заметив при этом, что желтая жижица стекает ему на пальто. Добычу вырывала у него какая-то женщина. Она оказалась сильнее и захватила разорванный и истерзанный кусок желудка. Я видел также, как мальчик лет четырнадцати навалился всем телом на выброшенные на снег кишки и кричал: «Мои! Не смей трогать!» Люди толкали его ногами и тянули куски скользких кишок, которые мальчик тщетно пытался удержать давлением своего тела. Немцы смотрели на эти сценки и смеялись… Некоторые люди тащили эти органы, даже не обмывши их, на базар и начинали торговать ими. Гнусное зрелище!

13 марта

Сегодня мой сын был в кинематографе. В кинохронике показали несколько кадров, изображающих русских детей. Это была очевидная фальсификация. Группа пионеров 10–12 лет была представлена очень худыми и оборванными. Ясно, что эти кадры сфабрикованы в каком-нибудь немецком киноателье. Таких пионеров в СССР не имеется!