В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

В иные дни особенно напряжённых обстрелов у нас в готовности к выезду находилось до пяти бригад. Много это или мало? Хотя выезды, в основном, — по контролируемой нашими территории, но ДРГ противника шастают, иногда приходится ездить на нейтралку — и все бригады нужно формировать так, чтоб в их составе были вооружённые люди, способные при необходимости дать противнику отпор. При этом необходимо учесть, что усилиями какого-то феноменально «умного» человека штат моей медроты был укомплектован по нормам МИРНОГО времени! Таким образом, военнослужащими (гражданский персонал роты, по закону, я отправлять на боевые выезды не мог) у меня числились тридцать семь человек всего: включая и водителей, и врачей, и медсестёр. Чтобы при такой ситуации со «снабжением» запчастями держать боеготовыми пять единиц транспорта, водительскому коллективу приходилось ремонтировать машины практически круглосуточно. При этом выставлять ещё ПЯТЬ дежурных водителей ежесуточно. Врачи днём ведут беспрерывный поликлинический приём бойцов, а в каждой бригаде должно быть два медработника. Один из них врач. Всего врачей-военнослужащих по штату в роте одиннадцать, из них несколько — те самые феноменальные трусы (Мерко, будущий ротный, и пара человек, попавших в коллектив по его протекции), которых на боевые за всё время вытолкать так и не удалось (впрочем, изгнать из состава подразделения тоже, ввиду покровительства комбрига Соколова). Итак, некоторые военнослужащие роты не спят по нескольку суток, несут вахту, спасают своих земляков — а некоторые бесстыдно дрыхнут дома и пользуются покровительством комбрига. Чудеса, да и только…

От всяких «диванных стратегов» я не раз слышал, что я был не прав, лично выезжая со своими людьми. «Начмед должен руководить, а не ездить». Что тут можно сказать? Знаменитый русский генерал Драгомиров сказал: «Работают у того, кто труда не боится, на смерть идут у того, кто сам её не сторонится». На смерть посылать — безнравственно, на неё нужно вести. Какое моральное право имеет командир послать своих людей вперёд, если он не ходит вместе с ними, не видит обстановку, не знает ситуацию и не испытывает глубокого внутреннего единения с ними, обусловленного общим перенесением тягот и опасностей? Насколько я знаю, Суворов, даже будучи фельдмаршалом, не гнушался лично водить своих «ребятушек» — «чудо-богатырей» гренадёров в штыковую. Скобелев и Невский, Багратион и Дмитрий Донской, — все они были в решающий момент впереди своих воинов. И тогда русское оружие прославилось своими победами. Теперешние генералы в большинстве своём — сердюковская родня, воры и мерзавцы. Личная нажива — для них всё. Честь Родины и слава российского оружия для них пустой звук. Потому неудивительно, что с их подачи так рекламируется образ «бункерного» командира, который из «глубоко безопасного» места руководит действиями своих войск. Результат закономерен: после Великой Отечественной мы проиграли почти все войны, которые вели при помощи своих союзников или самостоятельно, дошло до того, что враг уже находится на священной русской земле (не будем забывать, что Киев — «матерь городов русских»), а наши генералы всё культивируют важность «самосбережения», приоритетом имея не спасение Родины, но спасение своей шкуры. Результат закономерен — противник стоит под Ростовом и уже взял Харьков, а новых Суворовых и Кутузовых всё не видать…

Запоминающихся эпизодов было много. Большинство из них, видимо, останутся в памяти навсегда. Как сейчас помню, однажды было попадание снаряда в жилой дом в центрально-городском районе, возле кафе «Барнсли». Мы забежали в подъезд, там взрослый, сидевший над истекавшим кровью ребёнком, посмотрел на меня — и как заорёт: «Юрка, это ты??» Оказывается, мы вместе с ним учились в одном классе. Представляете — у моего соученика, с которым мы вместе бегали в школьном дворе, играли в футбол, — раненый ребёнок его, на его руках…

…Очень запомнилось, как однажды мы приехали на детскую площадку после обстрела. Пострадавших, по счастливой случайности, не было, но плотность огня была такова, что каждая тончайшая железочка, на которой висят качели, была пробита осколками в десятках мест…

Многие «военные профессионалы» нередко говорили мне: «Вы слишком эмоционально всё воспринимаете». Я от всей души желаю каждому из них перевязывать раненых детей своих друзей и любоваться на изрешеченные осколками карусели на детской площадке, на которой только что играли их собственные детки и внуки, пока они не поймут простую истину. Настоящий профессионализм военного, служивого человека — в любви к Родине, которой ты присягнул, в готовности защищать её до последнего вздоха и служить ей всю жизнь. Умение ловко спрятаться за диван в ожидании положенной «выслуги» и «служебной квартиры», при этом заглушив всякий голос своей совести, и с ледяным сердцем взирать на убийство твоего народа — это не «профессионализм». Это низость, трусость и предательство.