В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии

Когда я был совсем молод и так же совершенно глуп, в какой-то знаменитой приключенческой книге, чуть ли не в «Трёх мушкетёрах», прочитал концептуальное: «Он за собственные деньги пошил себе шикарный офицерский мундир». Прочитал и удивился — зачем шить мундир за деньги, если тебе его в армии и так выдают. Теперь, как часто бывает в жизни, Милостью Божией, я получил ответ на этот вопрос. Когда впервые увидел, ЧТО выдают нам в качестве «формы» и «бесплатно». Лично для меня, по моему восприятию, настоящий офицер всегда должен быть готов, что в том мундире, в котором он служит, его и похоронят. И как только я представил, как я буду выглядеть в ЭТОМ в глазах всех тех боевых побратимов, которые придут проводить меня, если это понадобится, мне сразу стало понятно наивное и трогательное желание вышеупомянутого персонажа выглядеть достойно на самом последнем параде в своей жизни. Так что настоящий офицер всегда узнаваем по тщательно ухоженной форме, — а если уж совсем нет денег ни на что крутое, то даже простой чёрный стеганый ватник — честная и старинная русская боевая одежда, — лихо будет сидеть на нём, аккуратно подогнанный, как влитой, как на Латыше, чья рота в зверский мороз, в чистом поле, с тремя автоматами на взвод, под шквальным огнём вражеских батарей прямой наводкой отгоняла без гранатомётов вражеские танки. Один из них подъехал к блокпосту метров на 10, стрелял в упор — но нервы танкистов не выдержали, и они сбежали…

— А вот это — след от «Града».

Собеседник — офицер нашей бригады, с жилистым сероватым от недосыпания лицом честного служаки, с показной небрежностью указывает на тщательно заштопанный, идеально круглый след укуса вражеской картечины на хорошем импортном камуфляже, строго напротив коленной чашечки.

— Штаны порвало вдребезги, а кожу даже не оцарапало, вот ведь как бывает…

Эта напускная небрежность, как и внешняя скромность, как и качественный камуфляж, купленный на скромные гроши нашей копеечной зарплаты — милая слабость человека, который каждый день идёт умереть за Родину, и только милостью Всевышнего всё ещё жив. Это мягкий намёк собеседнику: «Я по штабам не отсиживался, я ТАМ был, и постоянно бываю!»

Бесконечное русское поле, низкое серое небо и чудовищный частокол встающих одновременно отовсюду разрывов снарядов РСЗО. Свист осколков, смерть отовсюду, хрипящий друг, которого тянешь на закорках, бегом по пахоте — сквозь разрывы, к такой далёкой «девятке», на которой, если повезёт, надо успеть отвезти раненого в больницу.

— Надо же, удивительное совпадение. У меня — точно там же, на колене. Правда, это пулевое.

Собеседник смотрит иронично и в то же время смущённо — типа «уел». Пулевое ранение — относительная редкость на этой войне артиллерийских группировок. Это надо суметь — подойти к врагу достаточно близко, чтобы видеть его глаза, чтобы стрельба друг в друга стала личным делом. Эх, были раньше времена, когда мужчины были мужчинами, а женщины — женщинами. Тогда воины сходились лицом к лицу, и повергали захватчика наземь ударом меча, уколом копья. Ныне мужчины стали мнительными и волнительными — и даже убивать друг друга предпочитают, как в компьютерной игре, наводя удары артиллерийских батарей и систем залпового огня по сложной сетке координат, издали, так, чтобы тебя никто и не видел.

Да, тогда было интересно. Яркий солнечный день, рядовая спецоперация, к которой никто не готовился — потому что времени было мало, а работы пропасть, и потому что снаряжения почти и не было, как и опыта. По одному запасному рожку на ствол, ни гранат, ни броников, не говоря уже о гранатомётах. И противник — великолепно подготовленные профи, которые заранее выставили засаду. Как оказалось, и дом был заранее подготовлен к этому: начиная с затонированных окон со специальной ударостойкой плёнкой — сами невидимые для нас снаружи, они видели нас как в обычное стекло и расстреливали метров с тридцати, как в тире, — и заканчивая заранее подготовленными лёжками в подвале, в которых можно было без особого риска перетерпеть удар «Шмеля».

Я смотрел, как борт нашего «фордика», за который мы успели запрыгнуть, прямо перед глазами покрывается рябью аккуратных круглых дырочек, слышал, как шипит воздух из пробитых скатов и звенят высекаемые пулями из бортов машины осколки, и мучительно осознавал, что какая-то из следующих пуль неизбежно станет моей, потому что на такой дистанции и при такой плотности огня шансов нет. Наши очереди буровили аккуратные дырочки в непрозрачных стёклах, не в силах обрушить их водопадом, а матёрый враг перемещался за их зеркальными поверхностями и бил по своему усмотрению, невидимый, а стало быть — неуязвимый.