В окопах Сталинграда

Сашка вытянул ноги — в «конкорде» широко, просторно — и стал сквозь иллюминатор разглядывать клубящиеся под ним облака. Солнце заходило, и они были совсем розовые. Петя Ростов, Петя Ростов… Да кому он здесь нужен? Нам, нам! Нам, русским! Русским? Вот и Рудольф, и Мишка Барышников, и Годунов тоже русские, а что они… А ты не Нуреев, ты Куницын! Ашот безапелляционен, рубит сплеча. И знает же, негодяй, что умею! Нет, умел, умел загораться… Все в прошлом… А теперь?.. «Раймонду» к черту, бог с ней. Косоглазого завтра же, нет, послезавтра пригласить в «Плаза-отель», напоить и охмурить. В Монте-Карло телеграмму: «Буду!», такое нельзя пропускать… Анжелку в Майами… А маму? Ох, мама, мама, мама, черт знает что… Сегодня же сяду и напишу длинное, подробное письмо.

Сашка встал и опять пошел в буфет. Они летели уже над Канадой.

У стойки стоял багроволицый американец и сосал обычное их виски-сода. Он долго разглядывал Сашку, пока тот заказывал коньяк, потом спросил:

— Скьюз ми, ар ю Кунитсин?

— Да, а что?

— Вы очень хорошо танцуете, я вас видел по телевидению. В «Дон-Кихоте».

— А что вы хорошо делаете? Я вас по телевидению не видел.

— Я? — Багроволицый несколько растерялся, потом засмеялся. — Деньги! Я бизнесмен.

— И какой бизнес?

— Готовое платье.

— И шинели тоже делаете?

— Какие шинели?

— Для титулярных советников.

— Не понял…

— Дайте телефон. В Нью-Йорке я позвоню. Мне нужно платье для моей девушки, но такое, чтоб Каролин Монакская лопнула от зависти. Можете?

— Но у меня только готовое платье.

— Тогда торгуйте им на Гренаде. Мое почтение.

— А может, угостить вас виски? — осведомился тем не менее бизнесмен.

— Нет, я пью только водку. И только «Московскую».

— А не коньяк? У вас, вижу, в руках коньяк.

— Это для друзей. А я — только водку. И только «Московскую».

— Я думаю, тут есть.

Оказалось, что есть, и было заказано два полных «фужера», как они назывались в России, со льдом.

— И будьте любезны, одним глотком, — сказал Сашка.

— Как так? — удивился бизнесмен.

— А вот так. — И Сашка показал как.

Бизнесмен попытался повторить, поперхнулся и долго кашлял. Когда он откашлялся, Сашка спросил, что он знает о человеке по фамилии Гоголь.

— Это у которого часовой магазин на Сентраль-стейшен?

— Нет, он мертвыми душами торгует…

— Не понял…

— Ну, тогда возьмем по лобстеру, по-русски они называются омарами, и поговорим о Майкле Джексоне. Вы его поклонник?

В Нью-Йорке они очень мило попрощались. Бизнесмен еле держался на ногах, а Сашка, взяв такси, благополучно добрался до своего «апартмента» на Пятой авеню, с видом на Сентрал-парк, и завалился спать. Проспал часов двенадцать, не меньше.

Снилась Каролин Монакская, танцующая танго с Ашотиком, оба в шинелях, под басовые раскаты мужского хора и сабельные вжиг-вжиг-вжиг…

Вот так сложились, вернее, складываются их судьбы, судьбы трех неразлучных и разлучившихся, или разлученных, мушкетеров… Один — в Нью-Йорке в шестикомнатной квартире с ониксовой ванной на Пятой авеню и разными там Япониями и Цейлонами… Другой — в Париже в трех комнатах на рю, подумать, Рембрандт возле парка Монсо и нечастые, но все же путешествия на стареньком «Рено-5» через Пиренеи и Андорру до самого Гибралтара и обратно… Ну и третий, исподволь готовит новую победу над Ермашом, таинственно шушукаясь за столиками ВТО и ЦДЛ с поборниками настоящего искусства — опытными сценаристами, которым надоело врать, и молодыми писателями, еще не научившимися этому. Насчет поездок — не дальше Коктебеля, Дубултов и Репина…

Перспективы?

Ах как хочется подвести какой-то итог. Разобраться в том, кто из этой тройки выиграл, кто проиграл, кому посчастливилось, кто из них, в конце концов, оказался победителем в битве за жизнь, свободу, правду и т. д. Но нет, не мне, бесстрастному летописцу, судить об этом, делать прогнозы. Уклоняюсь. Подождем…

Да, но почему же — естественный вопрос — я позволил все же назвать свою маленькую повесть печальной? Все как будто не так уж плохо — живы, здоровы, работают, собираются даже рожать?

Прочитайте две первые фразы эпилога, и вы поймете. Не переписываются, не звонят…

Сегодня воскресенье, а в среду 12 сентября минет ровно десять лет с того дня, когда, обнявшись и слегка пустив слезу, мы — я, жена и собачка Джулька — сели в Борисполе в самолет и через три часа оказались в Цюрихе.

Так — на шестьдесят четвертом году у меня, шестьдесят первом у жены и четвертом у Джульки — началась новая, совсем непохожая на прожитую, жизнь.

Благословляю ли я этот день — 12 сентября 1974 года? Да, благословляю. Мне нужна свобода, и тут я ее обрел. Скучаю ли я по дому, по прошлому? Да, скучаю. И очень.