В оковах его власти (СИ)

—Саш? — от встревоженного голоса у меня по спине мурашки пошли, а еще я боялся поднять взгляд. Я. Боялся. Посмотреть. В. Лицо. Той. Которую. Люблю. Мучительно долго пальцы стекали вниз, а голова поворачивалась в сторону Маши.

Когда девушка зашла в комнату, она уже была бледнее обычного, удерживая тоненькими ручками полотенце на груди. Мне смотреть на нее сейчас было физически больно. Хотелось сдохнуть в данный конкретный момент. Прекратить существование.

—Кто на этих фото? — коротко спросил я, все еще удерживая за хвост надежду хер пойми на что.

Маша медленно подошла ко мне, не прерывая зрительного контакта. Глаза в глаза. Но теперь я видел не страсть в ее увлажненных глазах, а страх. Он плескался на дне, но уже просматривался.

—Саш, что происходит?

Она опустилась на корточки передо мной, в паническом ужасе всматриваясь в мое лицо. Что я должен был сказать? Разламываясь пополам от ебучего шока и боли? Дрожащие руки потянулись ко мне, но я не ответил, откинувшись назад.

—Кто это? — непреклонно стояв на своем, я забивал последние гвозди в крышку гроба. Маша смотрела на меня и то бледнела, то краснела, покрываясь пятнами.

—Это мои родители, Саша.

Контрольный выстрел в голову. После такого не выживают. Я не знал, как дальше дышать, просто не мог. Грудину в щепки разнесло от атомного взрыва, и мое тело взорвалась от безумного смеха. Я смелся так, как никогда не смеялся в своей жизни, всматриваясь в лицо плачущей Маши. Она сидела на полу и плакала, пока я смеялся так отчаянно и злобно, словно тут было бы над чем смеяться.

Она не могла быть дочерью Нади. Просто не могла. Сука ты, жизнь. Ты знаешь это?

ГЛАВА 22

МАША

Когда он начал истерически смеяться, а в глазах я увидела отчаяние, заполонившее битком душу, у меня сердце остановилось буквально. Обессиленная скатилась на пол, потому что ноги не хотели меня больше держать. Пока любимое лицо искажалось в жутких конвульсиях, несмотря на разносящийся смех, в моей душе что-то леденело, покрываясь тонким слоем инея. Гадкое предчувствие уже не маячило перед глазами, оно грузно обрушилось на мою голову, принося отчаянное желание поставить все на паузу. Просто слишком страшно было в моменте.

—Сколько тебе лет? — хрипло прошептал Саша с озверевшим лицом. В нем не было больше ни единой знакомой мне черты. Сейчас на диване властно восседал Александр Белов незнакомого нутра.

—Мне двадцать один год, — голос казался сейчас малознакомым, чужим и неживым.

Саша нахмурился, всматриваясь в мое лицо. Руки плотно сжаты в кулаки, а по телу гуляли напряженные мышцы, пульсирующие словно под напряжением в двести двадцать.

Я не понимала, что происходило. Ни единой гребанной секунды. Все оставалось для меня зыбким и опустошённым сейчас. Что случилось, пока я принимала душ? Что, черт возьми? Почему за этот короткий промежуток времени жизнь перевернулась с ног на голову?

—Саша, что происходит?! — я замахнулась и ударила его по ноге. Мне казалось, что больно, но по факту, опоясывающая боль сковала меня.

Он продолжал молчать, и только напряжённая жилка на лбу стучала с такой скоростью, что я испугалась. Саша тяжело выдохнул, вцепившись в свои волосы, и опустил голову.

Дыхание стало поверхностным, а конечности попали в плен арктическому холоду. Мне казалось, что случилось что-то по истине ужасное, потому что я НИКОГДА не могла бы представить такую реакцию у непоколебимой скалы. У того, кто всегда олицетворял гребанное спокойствие и не впадал в истерики НИКОГДА. Кто был для меня оплотом надежности. Кто стал для меня всем. Тихой гаванью в бушующем море.

Саша поднял голову и посмотрел на меня покрасневшими глазами. Долго смотрел на то, как я дрожу, как я плачу, а потом молча встал и поднял меня как пушинку. Но сейчас он не прижал меня к себе, не успокоил, он просто проявил внимание, как проявляют внимание к уличной собаке, накормив ее перед тем, как уйти восвояси.

Схватив фото мамы, он притянул его к моему лицу и по слогам переспросил:

—Это твоя мама, да? Она тебя родила? Она?

Я смотрела на улыбающуюся маму и понимала, что у меня все ломается внутри. Что он хотел получить от меня? Что, черт возьми? Я не понимала! Но вместо этого слезы лились по щекам все сильнее.

—Я не понимаю, что ты хочешь! Что ты хочешь, черт тебя дери, Саша?! Я НЕ ПОНИМАЮ, — мой крик разнесся по тихому дому как звон колокола. А затем остались только тихие всхлипывания перед тем, как фото снова приставили к моему лицу, будто бы я не видела ее до этого миллионы раз!

—Она тебя родила?

Ломающимся голосом спросил еще раз Саша, снова пихая в меня колышек. Грубость его взгляда резала меня без ножа, вспарывая кожу и оголяя нервы.