В оковах льда

Я всегда была быстроходным катером, несущимся по пенным волнам, я наслаждалась ощущением ветра в моих волосах, солеными брызгами на лице, все время мира принадлежало лишь мне одной. Я никогда не оглядывалась. Никогда не видела, что происходит вокруг и позади меня.

Эти новые глаза видят мой след. Они видят, что я оставляю позади себя, когда прохожу.

Перевернутые лодки. Людей, тонущих на волнах.

Дорогих мне людей. Я не о Дублине, городе, который для меня всегда отдает безразличием и безликостью. У этих людей есть конкретные лица.

Мы проходим мимо Джо. Она уже в новой форме и на посту, начала тренинг с другой девочкой в паре. В этой форме она классно выглядит.

Она бросает на меня мимолетный взгляд, нечто среднее между злостью и покорностью. Ее начальница бросает на меня острый как нож взгляд. Небось убитые мной официантки были ее подружками.

— А нечего им было так обжираться Невидимыми, — бормочу я в свое оправдание.

Я пытаюсь вернуться обратно к той, какой я была, прежде чем вышла из лифта, обратно к Дэни «Меге», которой на все наплевать.

И ничего.

Я попробую снова.

Над моей шеей все еще нависает гильотина.

Один из парней Риодана, Лор, всучивает мне фонарик.

— Ни фига се, — присвистываю я, — вот спасибо. Целый фонарик против кишащего Тенями города.

— Они убрались подальше. В основном.

Я выпучиваю глаза:

— «В основном» может и устраивает вас, потому что, похоже, даже они не жрут то, чем вы, чуваки, являетесь. И почему это, а?

Лор не отвечает, но я и не ожидала от него откровенности.

Через секунду мы добираемся до двери, и я — в стоп-кадре.

Я могу обогнать любого.

Даже саму себя.

ВОСЕМЬ И я голоден как волк [18]

Включив фонарик, я отправляюсь в ближайший магазин, в котором, как я знаю, на полках еще должны были заваляться «сникерсы», поэтому решаю подзатариться там. У меня пустой, как бездонная бочка сосущий от голода желудок. По возможности я всегда стараюсь избежать этого чувства. Особенно, когда моя бедная голова все еще адски пульсирует. Приложить бы к ней лед, но если я отсутствовала целых три дня, то уже слишком поздно. Лед помогает только в тех случаях, когда его своевременно применяешь. Запустив руку в волосы, я обнаруживаю на затылке болючую шишку и вздыхаю, гадая, обо что это я так саданулась и когда собственно. Некоторые считают, что если я всегда хожу вся побитая — я кайфую от боли. Как бы не так. Просто такая уж у меня жизнь.

Как я и думала, сейчас ночь, поэтому улицы почти пустынны. Народ «ходит за покупками» в дневное время. Те, кто охотится по ночам, как раз сейчас этим и занимаются — охотой. Вооруженные до зубов, они выходят стаями и выслеживают Невидимых, каких только могут найти.

Многие Ночные Охотники играют со смертью. Они понятия не имеют, как выживать в таком мире, как этот, подвергая себя сумасшедшему риску. И в конечном итоге мне налево и направо приходится вытаскивать из беды этих горе-дружинников. Иногда они сталкиваются с Джейни и до того как кто-нибудь крикнет «Не стреляйте,  мы люди» появляются жертвы. Каждый держит палец на спусковом крючке.

Естественно, с тех пор как в прошлом октябре пали стены многое переменилось. Семь месяцев назад на улицах все было просто. Наступает ночь — убиваешь несколько Фейри, потом еще несколько. Невидимых как два пальца об асфальт удавалось застать врасплох, потому, что они не слишком-то высокого мнения были о людях. И не считали нас серьезной угрозой.

Теперь все иначе.

Они начеку, куда опасные, их сложнее поймать и тем более замочить, если вы не я, Мак или Тени. Тени — каннибалы. Жизнь есть жизнь. Они не делают различий. У нас есть люди, воюющие с Фейри, люди, воюющие против людей, Фейри истребляющие друг друга, и все мы пытаемся избавиться от Теней.

Я замедляюсь до «Джо-скорости», выпустив пар. Мне срочно нужна дозаправка. Я уже стрескала все, чем были набиты мои карманы. Три дня голодовки для меня показатель. Вращая мечом вокруг запястья (мне потребовались месяцы, чтобы в совершенстве отточить этот финт и теперь он идет как по маслу) я ныряю в минимаркет с разбитыми витражами, раскиданными по сторонам стеллажами, открытыми и выпотрошенными кассовыми аппаратами. Ума не приложу, к чему теперь кража денег. От них никакой пользы. Ну наконец-то пиплы прозрели, что деньги это просто бумажки, какими, собственно, всегда и были. Раньше, когда я была маленькой, меня всегда поражало, как все по кругу передавали какие-то клочки фантиков и прикидывались, что они что-то значит, хотя и знали, что на самом деле это не так. Это первый осознанный мной сговор взрослых, заставивший задуматься, что возможно не каждому взрослому дозволено мной командовать. Я самая умная из всех, кого знаю. За исключением, быть может, Танцора. Я не хвастаюсь. В большинстве случаев я настоящая боль в заднице.