В оковах страсти

Дрожащими руками отец снял со своей суженой фату, и все вокруг, затаив дыхание, замерли в напряженном ожидании. Так ли она на самом деле красива, как об этом говорили?

Это было именно так. Она была прекрасной и юной. Ее золотые волосы блестели на солнце и длинными прядями ниспадали до бедер. Лучащиеся голубые глаза, маленький рот, идеальной формы нос, гибкая лебединая шея и уже вполне сформировавшаяся упругая грудь… Такой она мне даже и не снилась, разве можно быть таким совершенством? Я принялась теребить свой платок. Волосы мои уже отросли немного — почти на полпальца. Но они были не белокурыми, и тут уже не помогут никакие деньги и никакие окраски.

— Грех — быть такой красивой, — мрачно проговорила за моей спиной Майя. — В теле ее кроется черт, она будет морочить мужикам головы, вот увидите…

Удивленная, я повернулась, встретившись с ее отвергающим предполагаемое благополучие взглядом, и заметила, как она осеняет себя крестом. Старуха слишком уж прислушивалась к нравоучениям патера Арнольда по поводу женской красоты.

— Но, Майя, ведь она действительно красавица, — задумчиво произнесла я.

— Да, да, полюбуйтесь, уже началось, — проворчала в ответ моя горничная и указала на мужскую часть свиты отца, возглавляемую моим женихом, у которого глаза буквально вылезли из орбит. Он прямо-таки пожирал ее взглядом. Я обратила внимание на то, как он, выражая свое почтение, первым склонился над ее рукой и, по мнению остальных, ожидающих своей очереди, слишком долго беседовал с ней. В своей пурпурной мантии он, скорее, напоминал индюка, который гордо выступал перед индюшкой-несушкой. У меня комок подступил к горлу. Уже было очевидным, где мне следовало бы искать своего рыцаря, если бы он вдруг исчез из родного замка, — у ног новой хозяйки замка — госпожи фон Зассенберг.

Под гром аплодисментов жених и невеста направились в празднично украшенную часовню, чтобы вместе сделать дароприношения во время богослужения. Слуги поспешили на кухню, где все уже было готово к роскошному пиршеству. Юлихский граф привез с собой собственного повара. Этот тощий, маленький человек и впрямь творил чудеса: хрустящий поджаристый заяц превратился во льва, на серебряном подносе стоял жареный лебедь с расправленными крыльями, сверху обвешанный чем-то золотым, что должно надолго запомниться гостям; мясо дичи, поросенок и говядина — все было сварено и поджарено, а на кухне все еще стоял запах перца и майорана. Запас пряностей, только-только закупленных, уже значительно уменьшился, и ароматы овощных блюд с подливками и соусами, выполненных в традициях французской кухни, заполнили кухонное помещение. Был заготовлен хлеб такой белизны, какой я знала лишь у Тассиа. Целый день пекарь вымешивал руками тесто, чтобы испечь хлеб таким мягким и пышным, как хотел фламандец. Никто не смел прикасаться к глиняным горшкам, которые спокойно стояли в пекарне до тех пор, пока в печи не поднялась опара.

Майя взяла меня за руку и отвела в женскую половину свиты. Я увидела красивую невесту, шагающую рука об руку с моим отцом в часовню, и внезапно почувствовала болезненное покалывание в области желудка. На глаза навернулись слезы. Я продвигалась вперед почти вслепую. Чувства, которые, как мне казалось, я подавила в себе неимоверным усилием воли, вновь поднялись во мне, грозя взять надо мной верх. Безмерное отчаяние, печаль о том; что я навсегда потеряла, и осознание того, что жизнь моя кончена, так и не начавшись, сдавили мне горло, и даже часы, проведенные мною в печали на холодном полу пред статуей Мадонны, не принесли мне успокоения. Богу нравилось наказывать меня. Моя душа лежит во прахе, навеки…

То было торжество, о котором люди будут вспоминать годами. Свадьбу праздновали три дня кряду. Граф фон Юлих и мой отец были настоящими братьями по духу, воинственными и властными. Они понимали друг друга с полуслова. После каждого нового бокала мозельского вина слышались их заверения во взаимной верности и поддержке. Официальный залог этого, невеста, застенчиво восседала рядом с избранником на своем почетном месте, благопристойно потупив глаза. Я посмотрела на нее долгим взглядом и сразу ощутила свою бесконечную с ней схожесть.

***

Весело, под шарманку, молодых сопровождали вечером к супружескому ложу, обустроенному в самом начале в соседней комнате. Я представила, как горничные переодели Аделаиду в благоухающий наряд, заплели в косы волосы, достигающие бедер. Чувствовала ли она то же, что и я, была ли против своего брака, плакала ли и печалилась или прибыла сюда по доброй воле, прекрасно понимая, какую роль будет исполнять в играх отца? На короткое мгновение я представила себя на таком же ложе, представила приближающуюся красную мантию, его самого, дородного, даже тучного, требующего подчинения, покорности и продолжения рода.