– Мхммм, большинство людей не знают этого. И не называй меня «сэр». Иначе мне
придется нашпиговать твою еду чили.
– Да, сэр, – ответил Эйс, и когда Зигги сощурился на него, он поправился. – В смысле,
Зигги.
– Так–то лучше. А вот здесь, – сказал Зигги, вручая Эйсу лопату и указывая на
небольшой участок, на котором видимо нужно было выкопать ямки. – Я собираюсь посадить
немного тыквы, и мне понадобится рабочая сила. Ты готов наладить связи со старичком,
Эйс?
Солнышка закинула руку в изгиб моего локтя и толкнула меня в бок бедром. Я
посмотрел на нее и заметил улыбку на ее лице, и понял, что это был ее способ выразить то,
насколько счастлива она была, что Зигги принял с такой симпатией Эйса.
Я был всегда очень скрытен в том, что касалось моей семейной жизни, даже с Дереком
и друзьями. И не потому, что я стыдился их, а больше потому, что они значили для меня все,
и я никому не позволял так или иначе выражать свое мнение о том, как я рос. Но наблюдая за
Эйсом, смеющимся вместе с Зигги, я утвердился, что это было правильное решение.
– Мечта… – обратилась задумчиво Солнышко, похлопывая меня ладонью по груди. –
Так хорошо, что ты дома, сынок.
Морщинки вокруг ее глаз углубились, пока она продолжала улыбаться мне, и я
склонился, чтобы оставить поцелуй на ее лбу.
– Хорошо быть дома.
– Да, я догадывалась, что ты нуждался в этом. Понимаю, что это замечательно куда–то
уезжать, но всегда важно возвращаться домой к своим корням. Чтобы пополниться тем, что
действительно важно.
такой значимой. До недавнего времени я не понимал, насколько действительно был
благодарен за то, как мне повезло, что одно выходило из другого. Но став свидетелем жизни
Эйса, и небольшого количества времени, что я там прожил, я никогда не осознавал,
насколько важен был мир. Как любовь и взаимопонимание, и чуть ли не желал, чтобы Зигги и
Солнышко могли сесть вместе с родителями Эйса и преподать им основные уроки.
– Как насчет прогулки со мной? – спросила она.
Когда я не сделал ни шага, чтобы последовать за ней, она потерла рукой мою грудь.
– Ой, не будь таким параноиком. Я просто хочу расспросить тебя о парочке вещей и
показать какую беседку Зигги наконец–то закончил строить для меня. Виноградные лозы
разрослись в этом году. Ты знаешь, что это означает?
– Много вина этим летом? – предположил я.
– Много вина.
Я бросил взгляд туда, где Эйс сейчас согнулся рядом с Зигги, внимательно слушая
раздаваемые указания, а затем повернулся к Солнышку.
– Ладно, пойдем. С радостью посмотрю на нее.
Пока мы брели по грязной дорожке, которая тянулась вдоль огороженного сада Зигги,
Солнышко становилась все подозрительно задумчивей, и я мог сказать по тому, как она
вцепилась в мою руку, о чем бы она ни собиралась поговорить, это висело тяжелым грузом
на ней. А это означало только одно – Бренда.
И я знал почему. Я активно избегал этого, после того утра в «Syn», когда моя и Эйса
жизни перевернулись с ног на задницу. Это был легкий способ. Удобный способ оттолкнуть
тему в сторону, которую мне неудобно было обсуждать, но и в то же время, я знал, что она
никуда не денется. И еще я знал, что должен однажды сесть с Эйсом, и как можно скорее, и
выложить ему несчастную историю о своем детстве, до того как он услышит это от кого–
нибудь другого. А по тому, как журналисты неуемно копались в каждом аспекте моей жизни,
не было ни одного сомнения, что этот разговор просто необходим в ближайшее время.
Когда мы дошли до конца дорожки, Солнышко остановила меня и посмотрела вниз на
мои лоферы. Я проследил за ее взглядом, и когда поднял глаза, она склонила голову в бок.
– Ты же понимаешь, что он воспримет это как оскорбление, если ты не снимешь их и
не ощутишь траву между пальцев.
Я усмехнулся, зная, что она права. Зигги очень гордился своим садом и обширным
простором травы, которая растянулась по площади всей земли до заднего двора, где жил
Леннон.
Я снял свои туфли, а затем шагнул вместе с ней на прохладный ковер травы. Боже,
мне так не хватало этого места. Было так легко увязнуть в суете города, увлечься всеми
благами жизни, где все были поглощены своими телефонами, компьютерами, соцсетями, и
кто чем еще. Но ничего из этого не было здесь. Здесь было спокойствие.
Солнышко повела нас по траве, к группке деревьев с правой стороны от нашей земли,
и пока она шла, она поглаживала ладонью мою руку.
– Мы очень рады, что ты привез Эйса домой, чтобы познакомиться с нами.
– Я тоже, – оглянулся на нее. – Он нуждался в этом, – а затем я поправил себя. – Мы
оба нуждались в этом.
Солнышко кивнула.
– Я даже не представляю, на что похожа его жизнь. Все это изучение. Двадцать–
четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
– Это сплошное безумие. Он даже не может дойти до своей машины без какого–то
фотографа, который будет впихивать ему в лицо камеру или микрофон.