В омут с головой

— Значит, дело совсем в другом, — заключил Зимин. — Чем-то властям не угодила семья Бартеньевых. Сначала жену убрали, следом мужа.

— У властей свои заморочки, — брезгливо заметил Плетнев. — Не пойму только, Кирилл Юрьевич, что ты можешь сделать для Антона, прячась в трюме буксира? Поднимешь бунт и снесешь Бастилию с лица земли? Нет. Бунтарство тут пресекается на корню. Стукачей в городе больше, чем бунтарей. Устроишь побег? Невозможно. Стены нашего каземата неприступны, а Антон не граф Монте-Кристо.

— Неужели нет лазейки? Так не бывает. Выход всегда есть. Если его искать, то найдешь.

— Возможно, — согласился Плетнев. — С помощью техники, например. Задействовать десант, вертолеты. Глупости все это. Тут много проблем. Окажись сейчас Антон на свободе, ничего не изменилось бы. Уйти некуда. Догонят и пристрелят.

— А если по реке? — спросил Зимин.

Николай рассмеялся:

— Река не спасет. С другой стороны нового моста находится причал, где стоят полсотни скоростных катеров. Они принадлежат рыбнадзору. А рыбнадзор — это и есть гвардия мэра. С него начинался город. В рыбнадзоре служит две сотни вооруженных головорезов. Лет семь назад создано это подразделение. Они курсируют по реке день и ночь. Километров на пятьдесят вверх по течению и настолько же вниз. Начинали с браконьеров. Ловили и тут же вешали на деревьях вдоль берега. Пусть все видят. Рыба в реке принадлежит нашему комбинату, монополисту водных ресурсов. Даже охотничьим поселениям запрещен лов рыбы. Поймают — смерть на суку. Будешь висеть, пока птицы оставят лишь кости. Лет пять назад берега реки по обеим сторонам были обвешаны трупами, как новогодние елки гирляндами. Теперь на рыбалку никто не ходит, силой не заставишь. Все жить хотят. И еще. Ни одно чужое судно мимо нас не пройдет без досмотра и оплаты. На реке изменен фарватер, созданы искусственные отмели. Километрах в десяти от города выстроены понтоны, через которые не перепрыгнешь. И там хозяйничает гвардия мэра. Даже наши суда с углем и рыбой проходят досмотр, а с других еще и мзду взимают. Хочешь жаловаться? Иди. Да только кому? Губернатору? Он тебя и слушать не станет. Тихие Омуты дают региону хорошую прибыль и ничего взамен не просят.

— Понятно. Значит, река блокирована со всех сторон. — Зимин, разлил водку в стаканы. — А лес?

— Лес тоже блокирован, — продолжил Плетнев после Николая. — Охотхозяйства разбросаны на полсотни километров вокруг города. Сколько их, одному мэру и Прошкину известно. Они добывают пушнину. Вооружены до зубов, имеют собак и связь с нашей жандармерией по коротковолновым передатчикам. Они же охотники, они же и пограничники. Что это за люди, можно догадаться. Я с одним таким лежал в больнице. Мне на лесопильне ногу царапнуло циркуляркой аж до кости. Со мной в палате был такой же раненый. Но только он с медведем не сумел договориться, и тот его помял малость. Болтливый мужичок оказался. Его завербовали из Туруханского края. Стрелком на вышке служил при зоне строгого режима. После увольнения на поселении никто из надзирателей не оставался. На поселениях полно освобожденных зэков оседает. Плохое соседство, долго не проживешь. А куда идти? При мэрии есть целая организация вербовщиков. Им даны большие полномочия. Они и подбирают штат для нужд города. Прошел как-то слушок, что мэру однажды какие-то специалисты понадобились, а какой дурак сюда добровольно поедет. Так их взяли и выкрали.

— Выходит, здесь стопроцентная зона? Зэки на поселении, а штатные надзиратели пути отхода охраняют? — спросил Зимин.

Николай выпил, крякнул, занюхал коркой ржаного хлеба и сказал:

— Зачем же так прямолинейно. Все об этом знают, но вслух не говорят. Стоит ли забивать себе голову мусором. Живут люди хорошо, богато, дома имеют, едят всласть, работают, развлекаются, кто как может. Чего еще надо.

Выпили и Зимин, и Плетнев. Закусили.

— Печальную историю вы мне поведали. Как в песне поется: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути». Дыши, пока дают, но за ворота ни Ногой. Догонят и на куски разорвут.