В омут твоих глаз (СИ)

- Ничего, – Тимошин, отстранившись, поднялся с колен и посмотрел на заспанного паренька, на

котором болталась его собственная футболка. Он сделал несколько шагов, взял очки с тумбочки и

бросил через плечо хозяину квартиры: – Вечером я привезу Артёма к твоим родителям. И попроси

свою шалаву не носить чужие шмотки.

- Антон! – Савкин вскочил на ноги и кинулся к двери, но она с грохотом захлопнулась перед самым

его носом.

- Глеб, что он тут делал? – Мартинов обиженно насупился.

- В гости заходил.

- А почему ты голый его встречал? И вы обнимались! Артём, твои родители... Что всё это значит?

- Яр, заткнись, ладно? – студент прислонился лбом к прохладной обивке. – И сними эту футболку, я

дам тебе что-нибудь другое.

___

Антон медленно шёл по улице, глядя себе под ноги. Он чувствовал себя погано, паршиво, хотелось

заорать в голос, но стараниями своего бывшего он и это теперь не сможет сделать в течение

нескольких дней. Гадливое чувство опустошённости сжирало изнутри и выворачивало наизнанку. Во

рту всё ещё чувствовался солоноватый привкус вязкой спермы, и он несколько раз сплюнул на

асфальт, а потом долго тёр губы тыльной стороной ладони. Его поимели. Вот теперь его

действительно поимели во всех смыслах этого слова. Растоптали, выжали и выставили на всеобщее

обозрение к позорному столбу. И кто это сделал? Тот, кому он готов был сказать то, что никогда ещё

не говорил. Три простых коротких слова, несущих в себе столько смысла и такую гамму эмоций, что

можно утонуть.

Тимошин усмехнулся и тряхнул головой. Ради чего? Юношеская глупость, ошибка. А на душе

скребли кошки. Нет, они не просто скребли, они драли тонкие стенки когтями, орали скрипучими

голосами и шипели, щетинясь и фыркая. Ревность. Жгучая, горячая, въедающаяся и разрывающая. А

чего он ожидал после всего? Ведь сам не решился рассказать правду, побоялся, что Савушка

наделает глупостей, усугубив ситуацию. И чего ему стоили те слова, которые он выплёвывал в лицо

дорогому человеку… Больно.

Пошарив в кармане, он достал телефон и быстро нашёл в списке контактов нужный. Несколько

длинных гудков, раздражающих и выводящих из себя, прежде чем ему ответили:

- Да.

- Па, ты был прав.

- Что случилось? – Михаил явно напрягся.

- Ты был прав, я должен был сразу сказать правду.

- Антох , что такое?

- Я опоздал, па. Я проебал билет на поезд.

- Антон?

- Я сейчас приеду за Тёмкой.

- Он разрешил?

- Я отработал.

- Вы поговорили?

- Он нашёл более интересное занятие моему рту.

- Твою мать, без подробностей!

- Па?

- Что?

- Я такой мудак, – отключившись, Тимошин набрал уже другой номер и нервно закусил губу в

ожидании.

- Алло.

- Знаешь, я тебя ненавижу.

- Ты соображаешь, кому это говоришь?

- Да.

- Поаккуратнее со словами, щенок!

- Да пошёл ты!

- Подумай о последствиях.

- Хуже, чем есть, благодаря тебе, уже не будет.

- А ты подумай не о себе.

- Это подло.

- Я сделаю всё, чтобы вылечить тебя.

- Я не болен!

- Это болезнь.

- Ты просто зажался в скорлупе собственных предрассудков! Тебе плевать, что ты мне жизнь

ломаешь! Ты меня ломаешь!

- Антон, я вылечу тебя!

- Ненавижу! – сбросив вызов, блондин сунул телефон в карман и, достав сигареты, закурил.

Саднящее горло сдавило, удушливость накрыла волной, но он продолжал глубоко затягиваться, вдыхая никотиновые смолы и морщась.

Собственное бессилие выбивало из колеи и накатывало отчаянием.

Сдаться? После всего, что было, отступить?

Он никогда не сдавался и шёл вперёд, а сейчас, теребя в пальцах сигарету, Тимошин впервые, наверное, ощутил собственную никчёмность. Он чувствовал себя жалкой букашкой в этом огромном

мире дерьма, с которым не нашёл сил бороться.

Остановившись, он бросил под ноги окурок и посмотрел в серое небо, задрав голову. Пару минут он

не двигался, а потом расхохотался, как сумасшедший, вызывая недоумение у прохожих.

- Проиграна только битва, но не война, – весело прохрипев под нос, блондин уже увереннее зашагал

дальше.

***

- Да, – Глеб прижал к уху телефон, накрывая на стол.

- Привет.

- Ты что-то хотел?

- Что у тебя с Антоном произошло?

- Тебя это не касается.

- Касается.

- Вы быстро спелись, – студент кивнул на стул вошедшему на кухню Ярославу.

- Дурак, мне просто жалко смотреть на вас.

- Мы взрослые люди, пап.

- Только вместе с вами страдает ребёнок.

- Хватит уже давить на меня этим!

- Я не давлю, – Михаил помолчал, собираясь с мыслями. – Глеб, вам нужно поговорить. Я не хочу

вмешиваться.

- Ты уже вмешался, – шатен сел рядом с Мартиновым , изображающим заинтересованность в

содержимом чашки.

- Не хочу, чтобы потом ты жалел о том, что мог бы сделать, но не сделал.

- Слушай, я хочу спокойно позавтракать. Можно? А вечером я приеду за сыном.

- Ты уверен?

- Да, я нашёл няню, – Савкин-младший покосился на Ярика. – Всё будет в порядке.

- Поговори с Антоном.

- У него была возможность, но он предпочёл другие методы получить желаемое.

- Ты многого не знаешь.

- Может, я и не хочу знать? Всё, до вечера, – отключившись, Глеб улыбнулся ещё сонному парню: –

Ты уверен, что тебя не затруднит моя просьба?

- Ты не просил, я сам вызвался. Слухами земля полнится, но я хотел бы лично познакомиться с

твоим ребёнком.

- Спасибо тебе.