В опале честный иудей

А жизнь между тем подступала порой с искушениями к измотанному, больному человеку. Ну, что тебе стоит, соблазняла она, убрать или, на худой конец, сделать чуть менее заметными границы нравственности для себя, почти с неощутимой легкостью перекочевать на поле нечетких этических норм, и вот они - сверхприятные, мало кому доступные, оттого еще более желанные приятные житейские блага: комфорт в быту, всемерное ублажение тела, даже исполнение прихотей...

Он вспоминает: а ведь так было - в молодости, в мирное довоенное время в бытность его журналистом:

Казалась легкой мне дорога, по ней шагал я не спеша.

Высок достаток, слава Богу, чего ж еще?

Но вот душа!..

...я ублажал и полнил тело -душа была почти пуста.

И вдруг уразумел:

я - нищий, убог души моей накал.

С тех пор я неустанно пищу повсюду для нее искал.

...Душа моя!

я ей подвластен, куда там блага и покой!

Вы знаете,

какое счастье жить с ненасытною душой?!

С таким настроением шею под поводок со Старой площади добровольно не подставишь, раз и навсегда откажешься приобщиться к коллективу, который Ал. Соболев в случае с А. Солженицыным охарактеризовал по-своему:

...завыл в зверином исступленье ничтожных подхалимов хор...

Коллектив неспособных петь свободно, как птица вольная. Прекрасно понимающих, что живут в стране-тюрьме, на все лады воспевающих застенок, растленных.

Лишь в далекой дали от такого коллектива могли родиться у поэта Ал. Соболева строки, органически исключающие ложь и приспособленчество:

Кто раз-другой бессовестно солгал, с тем совесть никогда дружить не сможет.

Как разъедает ржавчина металл, так ложь неотвратимо душу гложет...

Это из цикла сонетов Ал. Соболева «Мать».

В рабочих тетрадях Александра Владимировича несколько раз повторяется запись двух фраз, принадлежащих Бертольду Брехту: «В мрачные времена будут ли песни? Да, будут песни о мрачных временах». Я обнаружила их, разбирая рукописи покойного супруга. Отметила, что при жизни он почему-то никогда не обсуждал со мной явно заинтересовавшие, задевшие его слова известного писателя. Записаны эти мысли Брехта были в разных тетрадях, значит, вспоминал о них Ал. Соболев неоднократно и в разное время. Хотел возразить? Не думаю. Здесь вероятно иное: советская действительность с ее неохватно-необъятным изобилием бравурных, веселых песен-бодрячков вроде бы опровергала утверждение Брехта. Но именно «вроде бы», не более. Противоречие было кажущимся: народ, живший в обстановке всеобщего рабства и страха, умолк, замкнулся, перестал сам сочинять песни. Песни нового времени, в виде идеологического блюда, ему спускали «сверху», фактически навязывали посредством «патриотических» кинолент и используя такие мощнейшие неотразимые средства обработки умов, как радио и телевидение. Народ запел песни, созданные в стране-тюрьме тоже ее узниками, но по совместительству: помощниками тюремщиков — поэтами и композиторами. В жизнь людей внедрили песни, в основе которых лежала ложь.

Вспоминая своего покойного супруга, я склонна думать, что слова Бертольда Брехта побудили его к осмыслению парадокса веселья в условиях тюрьмы, заставили заняться поиском причин этого странного и вместе с тем страшного явления. За непроницаемым железным занавесом, окружавшим рукотворный рай, «рай» по-советски, по-коммунистически, иначе - страну-тюрьму.

Заинтересовали Ал. Соболева слова Бертольда Брехта, полагаю, еще и потому, что соответствовали его внутреннему настрою: тщетно было бы искать в его поэзии веселенькие мотивы. Не потому, что был мрачной личностью, а потому, что не нашла его муза поводов для ликования в мрачные времена. Обнаружив это, он, может быть, нашел поддержку и оправдание себе в определении Б. Брехта? Обрел равновесие душевное? Уже только по одной этой причине не мог он приобщиться к сонмищу аллилуйщиков. Он хотел примкнуть к диссидентам, видел в них своих единомышленников. Об этом стихотворение «Еретики» с таким окончанием:

Иезуитам вопреки, через костры, застенки, годы все множатся еретики - правофланговые свободы.

Непокоренные, они сегодня на Руси, в ГУЛАГе высоко держат правды стяги, как негасимые огни.

Еретикам и я сродни.

Но как с ними связаться, где и как найти их адреса человеку, жившему в принудительной изоляции, загнанному в нее? Как свидеться, как войти в их круг? Его «знакомство» с диссидентами долгое время ограничивалось сообщениями о них «враждебных голосов» с Запада. Радиоприемник, особенно в ночные часы, позволял получить запретную информацию сквозь рев глушилок.