В опасности

Когда я возвращаюсь в «Охотники», бар не заперт, и я пододвигаю мягкое кресло к окну, выходящему в сторону вокзала.

В июне я провела здесь десять дней. Город тогда выглядел совсем по-другому. Все походило на поездку на пляж, хотя Марлоу от моря даже дальше, чем Лондон. Я разгуливала босиком. Каталась на велосипеде по Митинг-Хаус-лейн. Пекла пирог с черникой. Рэйчел почти все время работала, но приходя домой из больницы, она наливала нам по бокалу белого вина, мы брали их и шли по полю за ее домом до самого акведука.

Я помню, как она над чем-то смеялась, пытаясь не пролить вино из бокала, когда бросала Фенно палку. Меж деревьями летали зяблики-зеленушки. Освещенная закатным солнцем собака приподнимала лапу, она была похожа на пса с гобелена с единорогом, где позади виднелся вышитый лес. Я помню, как подумала, что это не новейший момент в истории, а старейший, что время не истончается, а густеет.

О Рэйчел так легко думать. Каждое воспоминание стыкуется с еще одним, и время, кажется, застывает на месте. Я сижу долгие часы, предаваясь воспоминаниям, пока не начинают собираться первые пассажиры, невыносимо грустные, ждущие на полутемной платформе первого поезда на Лондон.

Глава 30

Я выезжаю в больницу, чтобы встретиться с Джоанной Коулз. Они с Рэйчел почти всегда работали в одной смене, и Джоанна может знать, кого сестра имела в виду, когда говорила, что встречается с другом из больницы.

Больница «Джон Радклифф» находится недалеко от Марлоу, на окраине Оксфорда. Университетский госпиталь с лучшими врачами и оборудованием. Когда я как-то раз приехала на встречу с Рэйчел, та бросила в пластиковый пакет какую-то склянку. Она написала что-то на планшете рядом со словом вверху, выделенным розовым цветом.

– А что этот цвет значит?

– Ничего. Спутанное сознание.

– Правда?

– Нет.

Я гляжу на дверь отделения неотложной помощи и жду, когда оттуда выйдет Рэйчел в надетом поверх халата зимнем пальто, нахмурившаяся, с темными кругами под глазами и убранными назад со лба волосами. Она любила сидеть на одной из скамеек спиной к больнице. «Я и так провожу в больнице массу времени», – говорила она.

Жаль, что я не могу рассказать ей то, что вызнала на сайте полицейского участка «Темз Вэлли»: по правилам нужно заявлять о найденном кладе. Ей бы это очень понравилось, словно люди то и дело находят клады, будто они такие тупые, чтобы каждый раз об этом заявлять.

Я пытаюсь представить, о чем бы Рэйчел хотелось поговорить, будь она здесь. В последнее время сестра только и твердила, что о плавании. По логике вещей выходило, что она так уставала, что сон больше не помогал, только плавание.

Я едва могу усидеть на месте. Это не от того, что случилось несколько дней назад, а от того, что может произойти в любой момент, он всегда находится рядом.

Двери в «неотложку» распахиваются, Джоанна замечает меня и машет рукой. На ней белый халат, накинутый поверх черного костюма. Мы встречались всего несколько раз, но Рэйчел много о ней говорила. Джоанна кладет ногу на ногу и откидывается на спинку скамейки. Над входом тускло горит надпись «Несчастный случай».

– Полицейские уже кого-нибудь арестовали? – спрашивает она.

– Нет.

– Я все думаю, что бы я сделала с убийцей, если бы нашла, – произносит Джоанна. – Быстро бы все не закончилось.

Она из Манчестера, говор у нее знакомый и придающий уверенности. Не такой, как у Рэйчел, но, по крайней мере, северный. Ей за сорок, и Рэйчел как-то сказала, что она смотрит на Джоанну, чтобы понять, какой она станет через десять лет. «Но она же врач, а не медсестра», – заметила я, а Рэйчел наградила меня долгим пронизывающим взглядом.

– У вас среди персонала есть кто-нибудь по имени Мартин?

Джоанна хмурится.

– В нашем отделении нет.

– А среди больных?

– Что-то никто на ум не идет. А что такое?

– Недавно она впервые упомянула это имя. Говорила, что собирается с ним встретиться.

– Я дам тебе знать, если что-нибудь припомню, – отвечает она.

– А как Рэйчел себя вела в последнее время?

– Да вроде как обычно. – Джоанна смотрит на здание больницы. – Хреново все-таки без нее. Все остальные – или уроды, или придурки.

– А как же Хелен?

– Уродина.

Через десять лет Рэйчел стала бы старшей медсестрой. Интересно, осталась ли бы она в Оксфорде или же ушла бы в другую больницу.

– Мы тут с ней несколько недель назад крепко выпили. Я рассказала Рэйчел о своем нынешнем романе, а она мне о том, как ее избили, когда ей было семнадцать.

– Она никому об этом не рассказывала. По-моему, даже Стивену не обмолвилась.

– Мы были подругами, – произносит Джоанна, чуть растягивая последнее слово.

– И где вы сидели? – Мне хочется представить их вместе. От этого становится тепло на душе. Иногда я переживала, что Рэйчел одинока, что у нее в жизни одна сплошная работа.

– В «Пеликане».

– А почему вы пошли в «Пеликан»?

После работы Рэйчел если куда и заходила, так только в «Белый олень».

– Рэйчел пришла встретиться со мной после своей смены. А я уже была в Оксфорде, – говорит она.

– Зачем?

– Расследование коронера.

– И когда это было?

– В октябре.

– Нелегко, наверное, пришлось.