В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы

В отместку за «самоуправство» Эйзенхауэра, который не показал телеграмму советскому верховному командованию даже своему английскому заместителю Теддеру, Монтгомери держал ШЭЙФ почти в полном неведении относительно своих переговоров с германским командованием в Северной Германии. Известив Версаль о прибытии первых немецких посланцев, а также о появлении в штабе 21-й армейской группы генерал-адмирала Фридебурга, Монтгомери не информировал Эйзенхауэра о характере и особенно о деталях переговоров. На первую беседу, которую Монтгомери провёл с военными корреспондентами сразу после отъезда Фридебурга, он не пригласил не только советских, но и американских корреспондентов. Именно они были авторами протеста, направленного Монтгомери после того, когда мы узнали, что от нас скрыли важные известия. Но, согласившись встретиться со всеми военными корреспондентами, командующий 21-й армейской группой фактически дал нам искажённую картину переговоров с германскими генералами и адмиралами и умолчал о многом, что было известно его английским слушателям и что мы узнали лишь позже из вторых рук.

Скрыл Монтгомери от ШЭЙФа, то есть от американцев, и некоторые важные условия капитуляции германских войск в Голландии, Дании и Северной Германии. Воспользовавшись тем, что смерть Рузвельта (он умер 12 апреля) и приход в Вашингтоне к власти не только нового президента (Гарри Трумена), но и многих новых людей, не знавших ни прежних договорённостей, ни обстановки в Германии, английское командование установило в районах нахождения своих войск особый режим, который не соответствовал ранее достигнутым между союзниками соглашениям. Не только советское, но и американское командование было поставлено перед лицом секретной двусторонней англо-германской сделки. Вместо безусловной капитуляции, о чём союзники договорились ещё в Тегеране и неоднократно подтверждали после, Монтгомери, то есть Черчилль, предоставил гросс-адмиралу Дёницу, его фельдмаршалам, генерал-адмиралам и просто генералам особые, исключительно благоприятные условия. Англичане намеренно скрыли от своих американских и советских союзников как эти особые условия, так и свой замысел, которым они вдохновлялись, идя на заведомое нарушение прежних договорённостей и соглашений.

3

В начале мая, когда военные действия на западном фронте практически прекратились и во многих местах, начиная от Австрии на юге до Балтийского моря на севере, войска англо-американских союзников встретились с наступающими советскими войсками, нас пригласили в полевой штаб командующего 21-й армейской группы, разместившийся в больших палатках в лесистых окрестностях Люнебурга. День был солнечный, тёплый, и фельдмаршал Монтгомери, редко вылезавший из длинного, толстого свитера, кутавшего его щуплую фигуру от шеи до колен, появился перед нами в «бэтлл-дресс» с золотой короной и звёздами на погонах.

— Джентльмены! — заговорил он, собирая улыбчивые морщинки на худом аскетическом лице с мелкими, глубоко сидящими глазами. — Мне сообщили из Лондона, что маршал Рокоссовский хотел бы встретиться со мной. Я рад сказать вам, что просто восхищён возможностью лично познакомиться со столь выдающимся солдатом и поговорить с ним о делах, в которых мы, как соседи, весьма заинтересованы. О моей готовности встретиться с ним маршал Рокоссовский извещён через Лондон и, надеюсь, Москву. Я хотел бы, чтобы вы, если это вас не затруднит, передали маршалу Рокоссовскому моё личное приглашение и сказали ему, что я буду ждать его в Висмаре, как только он будет готов совершить небольшое путешествие в западном направлении.

Он задал несколько вопросов о Рокоссовском, показав, что знает его биографию и военную карьеру достаточно хорошо — разведка, наверняка, приготовила для него должную справку, — и отпустил, пожелав нам счастливого путешествия.

Мы расценили пожелание командующего армейской группой как своего рода приказ и на другое же утро отправились выполнять поручение. Нам и самим хотелось встретиться с представителями советского командования, чтобы доложить о действительной обстановке на западном фронте — в официальных английских и американских коммюнике, как и в писаниях корреспондентов, она изображалась более драматической и трудной, чем была на самом деле.

В трёх-четырёх километрах от восточной окраины Висмара мы увидели сцену, которая заставила нас остановиться. На широкой дороге, оставив лишь узкий проезд, стояли друг против друга английские и советские танки, а на свежезелёной лужайке рядом расположились за дружеской трапезой танкисты двух союзных армий. Англичане, увидев приближавшихся к ним офицеров, вскочили на ноги, наши, не разбираясь в английских знаках различия, продолжали сидеть. Они, однако, тоже вскочили, когда мой спутник козырнул и представился:

— Подполковник Красной Армии Пилюгин.