В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы

Третьего сентября во втором часу дня мы, настроив приёмник на волну Би-би-си, услышали выступление Чемберлена. Он объявил, что Англия находится в состоянии войны с Германией и обращался к немецкому народу с призывом сбросить Гитлера, после чего Англия установит с Германией дружественные отношения на основе полного признания взаимных интересов. А перед вечером Рейтер изложил речь Чемберлена в парламенте, в которой он плаксиво жаловался: «Все мои труды, все мои надежды и всё то, во что я верил, разрушено. У меня осталась единственная надежда, что я сумею использовать все силы и власть, чтобы обеспечить успех того дела, ради которого мы несём такие большие жертвы».

Чемберлен крепко держался за свой пост не для того, чтобы бороться с гитлеризмом, как он выразился далее, а чтобы продолжать свою политику — попытаться использовать силу и мощь нацистской Германии для разгрома Советского Союза и удушения социалистического строя, который не давал ему покоя больше, чем что-либо на этом свете. Он и не собирался помогать Польше, надеясь, что с её разгромом будет устранён географический барьер, отделяющий фашистскую Германию от Советского Союза. И последующие события подтвердили, что это было подлинным и самым сильным желанием Чемберлена и его реакционных единомышленников.

Уже вечером Гавас сообщил из Лондона, что там образован военный кабинет: премьер-министр Чемберлен, министр финансов Саймон, министр иностранных дел Галифакс, министр по координации обороны Чэтфилд, министр авиации Кингсли Вуд, лорд-хранитель печати Хор (все — единомышленники Чемберлена, яростные сторонники политики «умиротворения» Гитлера, реакционеры-профашисты и антисоветчики). Морским министром стал Черчилль, а военным — Хор-Белиша. Только эти двое представляли в военном кабинете консерваторов — противников этой политики.

В тот же день войну Германии объявила и Франция. Хотя союзники Польши напрасно потеряли почти три дня, не предпринимая практически ничего для помощи польской армии, все, кому не хотелось победы Гитлера, вздохнули с облегчением и надеждой: наконец Англия и Франция двинут свои вооружённые силы на Германию с запада, отвлекут какую-то часть германской авиации и тем самым окажут помощь отчаянно сражавшимся польским соединениям, страдающим больше всего от гитлеровских бомбардировщиков и штурмовиков. Несмотря на только что подписанный пакт о взаимном ненападении москвичи так же страстно, как и раньше, желали поражения фашистской военной машины: враждебность к нацизму была по-прежнему сильной и непримиримой.

Однако Лондон и Париж не спешили действовать. Усилия английского и французского правительства, помимо арестов коммунистов — тут они были решительны и быстры, — были направлены на то, чтобы создать видимость действия и обмануть своё население, требовавшее честно выполнить обязательства перед Польшей. По неведомой мне причине Гавас не передал коммюнике французского генштаба № 1, но я записал все коммюнике начиная с № 2: комические по формулировкам и смешные ныне, они вызывали тогда негодование — столь неуклюжими казались попытки прикрыть пустой словесностью намеренное бездействие. В коммюнике № 2, обнародованном агентством Гавас вечером 4 сентября, говорилось: На фронте наши войска приходят в постепенное соприкосновение с противником. Французские морские силы направились в назначенные пункты. Воздушные силы производят необходимые рекогносцировки. Коммюнике № 3, переданное утром 5 сентября: Действия всех наземных, морских и воздушных сил разворачиваются нормально. Коммюнике № 4: «Наши войска повсюду находятся у исходной линии нашей границы между Рейном и Мозелем. Следует напомнить, что постоянные фортификационные работы на Рейне идут вдоль берега с той и другой стороны».

Гавас нашёл нужным сделать 6 сентября некоторое историко-философское отступление: Если первые официальные сообщения французского генштаба отличаются лаконичностью и не успокаивают всех тех, кто в своём нетерпении желал бы найти в них уже теперь известия о решающих сражениях, то в этом нет ничего удивительного. В первые дни августа 1914 года также никакого большого сражения не произошло. Кроме того, надо принять во внимание, что война 1914 года весьма отличается от той, которая начинается теперь. В августе 1914 года речь шла о подвижной войне со стремительным нападением с той и другой стороны. Теперь наоборот. Обе вражеские армии опираются уже у самой границы на мощные укрепления — линии Мажино и Зигфрида. Поэтому военные действия в первые дни — только в соприкосновении противников.

В тот день, когда удивлённые французы читали эти исторические «откровения», римские газеты торжествующе сообщили, что «французская армия не сделала ни одного выстрела на линии Мажино», и издевательски добавили, что Франция и Англия не торопятся помогать Польше.