Когда купец ушел, Гуляев приподнял голову. Рука болела нестерпимо. Может быть, была переломлена кость? Нет, успокоил он себя, скорее ушиб. Голова была налита чугуном и ныла. Надо было собрать и привести в порядок мысли, боль мешала этому. Он стиснул зубы, постарался перевести внимание. Внизу грузно топал хозяин, слышались голоса, но слов разобрать было невозможно. Гуляев поднатужился, перекатил на живот и встал на колени. С большим трудом поднялся на ноги…
Ошибочку допустили, господин ротмистр или как вас там по чину, подумал он о Яковлеве, — ног не связали. А пока мы на ногах, нас еще не сбили. Он тряхнул головой и тут же чуть не упал от подступившей дурноты. Сейчас эти, снизу явятся. Он прислушался. Среди голосов выделялся голос Нины. Он звучал на пронзительных, почти истеричных нотах. Требует вывернуть его наизнанку? Откуда такая горячность?
Но вот уже полминуты что-то отвлекало его от голосов в гостиной. Слышался еле уловимый звук щепы во дворе. Чуть-чуть звякнуло стекло, точно его коснулись чем-то металлическим. Неужели свои? Гуляев перестал дышать, слушал. Это было бы слишком большой удачей. К нему иногда присылали связных от Бубнича или Иншакова. Но как они могли явиться именно сейчас? На выстрелы? Но выстрелы в доме, стоящем в глубине двора, почти не слышны на улице…
Вот уже скрипнула входная дверь, и крадущееся шаги нескольких человек еле слышно прошуршали в передней. Он ждал, боясь пошевелиться. Те в гостиной могли услышать по скрипу пола, что он уже на ногах. Вдруг ахнула дверь и тотчас раздался крик Нины, внизу затопали, зарычали сдавленными голосами.
Гуляев шагнул было к двери, но вспомнил: за спиной его было окно. Оно закрыто. Открыть он его не сумеет, но если ударить плечом, можно высадить раму. Но куда бежать — ведь пришла помощь. Он подошел к раскрытой двери и остановился. С яростной матерщиной кто-то выволок что-то тяжелое в прихожую.
— Ну, фраер! — услышал он остервенелый голос. — Куда камушки запрятал?
В ответ — прерывистое дыхание.
— Будешь говорить? — накаленно спросил голос, тупо прозвучал удар по живому, послышались стон и одышливый голос купца:
— Ай мы не расплатились с тобой? Что ж ты, как грабитель, ко мне врываешься?
— Не расплатились! — злобно крикнули в ответ. — Мне склад был не нужен. Я по договору его брал. Я по мизеру не играю. Для вас старался. А потом? Нагрели меня, фраера, думали Фитиля обвести? Где камушки?
— Да откуда у меня камушки? — плаксиво забормотал купец. — Сколько обысков было, сколько голодали, продал все!
— Гляди, косопузый! Даю тебе полминуты. Не вспомнишь, где камни лежат, пришьем и тебя, и твою девку, и зятя. Это я тебе гарантирую.
Вдруг в гостиной опять закричали, забегали. Гуляев принял решение. От пришельцев пощады ждать нечего. Наших надо предупредить о заговоре, о том, кто такой Яковлев и семейка Полуэктовых. Он разбежался, вышиб плечом окно — зазвенели разбитые стекла. Он сел на подоконник, высунул в сплошной мрак ноги и прыгнул.
Теперь все они обитали в садовой сторожке. К ночи постояльцы нашли тут себе занятие. Семка засел за карты с обоими парнями приказчичьего вида, дьякон захрапел, а Клешков, поглядывая на заставленные изнутри фанерой окна, все чаще начал выходить на улицу. Сначала Семка и тут не отпускал его от себя ни на шаг и покорно вставал рядом у кустов, как только Санька ступал из двери на садовую, усыпанную жухлой листвой землю. Немедленно появлялся и дьякон, и все трое сторожко, ощущая присутствие друг друга, смотрели в осенний мрак, приглядывались к огням недалекого дома, видным сквозь оголенную сумятицу черных ветвей.
Потом, не разговаривая, молча возвращались. Наконец Семке надоело выходить за Клешковым, дьякон утомился и захрапел, и Клешков почувствовал, что теперь самое время бежать.
— Шесть! — кричал один из охранников, азартно шлепая картой.
— На, семь! — шлепал своей картой Семка.
— Да ты гляди — это ж козырь!
— Ладно, сыпь козырь на козырь…
Можно было элементарно домчаться до милиции. Или до исполкома. Но на это ушло бы не меньше получаса. Семка и остальные спохватились бы. И страшнее всего — от этого прогорала суть его сообщения. Он знал теперь замысел повстанцев и городского белого подполья. И надо было сообщить об этом своим, не встревожив врага. Вот в этом и состояла задача. Он обдумывал, глядя, как игроки рубят картами по столу, как шарахается от этих ударов пламя свечи, как гудят доски.
Клешков встал. Не спеша подошел к двери и открыл ее.
— Куда пошел? — крикнул за спиной Семка. Оборвался храп дьякона.
— До ветру, — сказал он и ступил в сад.